Готфрид поспешно подал его в мозолистые, перевитые тугими жилами руки лейтенанта. Вокруг стояли солдаты и работники, с интересом наблюдая за поединком камня и человека, остатком старой веры и представителем новой.
Кратц поплевал на руки, глубоко вздохнул, приноровился к молоту, с силой вздел его над головой. Наблюдавшие даже отпрянули на шаг, так резко он поднял своё орудие.
С глухим рыком он опустил молот.
Вспышка, хлопок, и в руках у лейтенанта снова остался лишь черен. Тот конец, где до этого находился боёк, был покрыт гарью и медленно тлел, пуская тонкую струйку белого дыма.
Люди ахнули, кто-то бросился искать боёк, но так и не нашёл. Лейтенант со злобой швырнул обгоревшую палку прочь и плюнул на идола с такой силой, что, казалось, мог бы его раздробить.
Но на этот раз ничего не вспыхнуло, не хлопнуло. Слюна распласталась по поверхности камня, скаталась мелкими капельками в пыли.
— Господь со мной, и я не боюсь тебя! Слышишь, дьявол! — закричал лейтенант в лицо идола, а затем поднял глаза на молчащих людей вокруг. — Что встали? Увезём этих троих целиком!
Работники и солдаты только молча крестились.
— Вы что, оглохли, дьяволово семя? — взъярился он. — А ну подняли этот кусок дерьма и на телегу его!
Как ни страшно было прикасаться к языческой святыне, гнев лейтенанта Кратца всё же был страшнее. Медленно, с опаской они прикоснулись к идолу, затем подняли его на руки. Даже Дитрих делал это осторожно, боясь, как бы его руки не обратились в головёшки. Глыбу поднесли к пустой подводе и аккуратно опустили. Готфрид облегчённо вздохнул.
— Грузите следующих! — скомандовал Кратц.
На этот раз использовали верёвки. Рабочие завели их под фигуру и подняли, а десяток рук взялись спереди и сзади, чтобы идол не качался. Так погрузили второе и третье изваяние.
Уставшие работники вместе с солдатами влезли на подводы, а вот отец Тадеуш, который всё это время сидел без дела или слонялся поблизости, подошёл на место экзекуции.
На развороченной поляне зияли восемь ям, на примятой и вытоптанной траве валялся колотый камень вперемешку с песком. Святой отец неторопливо шёл по поляне, крестя воздух перед собой и вполголоса читая молитвы. Лейтенант Кратц следовал за ним и держал сосуд со святой водой, которой священник то и дело кропил искромсанную землю.
— In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti…
Потом повозки тронулись, заскрипели перегруженные оси. Колёса, оставляя глубокие колеи в мягкой лесной почве, медленно покатились в сторону дороги.
Барс шёл через лес, а за ним следовали его собратья. Арбалеты, старые, ещё дедовские, мечи, ружья, шпаги держали они в руках. Они пробирались сквозь лес, к дороге. Как раз между Бамбергом и поляной предков, туда, где должны были проехать солдаты.
Собратья заняли места с обеих сторон от дороги, затаились в кустах и придорожных канавах.
Несколько часов томительного ожидания. Пот, который струится по телу, заставляя шумно чесаться и пыхтеть. Комары, которые норовят забраться под одежду и напиться тёплой крови. Скука и раздражение. Бессмысленные фразы. И наконец…
… скрип тяжёлых колёс по наезженной дороге, храп уставших коней, голоса солдат.
— Приготовиться, — Барс прижался к земле, словно настоящий барс, готовый к броску. Мокрые от напряжения пальцы сжимали эфес шпаги.
Собратья приготовились, натянули чёрные платки на лица. Белый взвёл старый арбалет. Какая ирония: инквизиция запретила арбалеты, назвав их дьявольским оружием. И вот сейчас это оружие поднято против воинов инквизиции.
Отто подготовил ружьё. Сыч поудобнее взялся за меч. Вепрь медленно потянул шпагу из ножен. Остальные выставили вперёд рогатины, достали пистолеты. Солдат больше, но на стороне собратьев была неожиданность.
Подводы шли неспешно. Кони медленно, устало тащили их по лесной дороге. Солдаты изредка перебрасывались пустыми фразами, то и дело глядя по сторонам. На первой телеге, взяв в руки вожжи, восседал сам лейтенант Кратц.
Внезапно из кустов один за другим грохнули три выстрела, голову обоза заволокло пороховым дымом.
Из кустов выскочили несколько фигур, плохо различимых в дыму. Рядом с Готфридом, ухватившись за арбалетный болт в собственном горле, упал один из ландскнехтов.
— Стреляй, стреляй! — кричали впереди, и Готфрид, словно это кричали ему, вытащил пистолет и спрыгнул с подводы.
— Давай вперёд, Гога! Кто не отважен, тот не побеждает! Кажется, они убили Кратца! — это Дитрих подбежал сзади и подталкивал друга в облако порохового дыма, а оттуда уже неслась отчаянная брань и перезвон шпаг.
Они бросились туда, перешагнув через труп стражника с окровавленным лицом, чуть не сбили с ног мчащегося прочь отца Тадеуша.
За белёсой пеленой было плохо видно, но всё же друзья различили нескольких нападающих, которые навалились на одного, упёршегося спиной в борт подводы. Готфрид застрелил одного из них, Дитрих другого. Третьего насадил на шпагу, а затем сбросил с неё ногой защищавшийся. Это был лейтенант Кратц, непонятно каким чудом уклонившийся от трёх выстрелов. Хотя, когда друзья приблизились к нему, стало понятно — лейтенант был ранен в бедро. Но, судя по всему, легко.
— Чёрт, ранили, нелюди проклятые! — прорычал он, срывая с себя рубаху, уже испачканную кровью.
— Дитрих, нужно собрать других, — крикнул Готфрид через плечо, а когда обернулся, то увидел совсем не Дитриха.
Увидел он здоровенного детину, с рогатиной в руках. «Хэ!» — с выдохом детина сбил его с ног древком. Поднял своё оружие, чтобы добить, но Кратц, бросив рубаху на землю, наотмашь полоснул его по лицу, а затем рубанул по руке, орудуя своей шпагой как какой-нибудь дубиной.
— Дитрих! — закричал Готфрид, поднявшись.
Дым уже рассеялся, и Готфрид увидел, как напавшие добивают нескольких ландскнехтов длинными алебардами. Вдоль обоза лежат трупы в тяжёлых, начищенных до блеска доспехах.
Дитрих появился внезапно, а с ним ещё трое стражников и Вальтер, один из молодых солдат.
— Сейчас мы покажем этим… — ярился Дитрих.
— А ну вперёд, — перебил его Кратц, и сам рванулся на нападающих, подволакивая ногу, перебарывая боль.
При виде их, разбойники в масках сразу струхнули, подались назад. Видно, испугались открытого и честного боя, привыкли нападать из засады. Ну ничего…
Лейтенант первым налетел на них. Вскоре к нему присоединились остальные, и нападавшие, потеряв пару своих товарищей, побежали.
— Коней! Коней! — послышалось сзади.
Все повернулись. Это кричал один из разбойников, очевидно главный, заряжая свой пистолет.
Дитрих рванулся к нему, но прогремел выстрел, и он упал, только ноги мелькнули в воздухе. Разбойник, едва различимый в облаке дыма, рубанул по шее ближайшей лошади и скрылся в придорожных кустах.
