— Доченька, доченька, помоги мне!
Её голос затихал, срываясь на шёпот, она задыхалась, смутно знакомые Эрике серые глаза стекленели, как у умирающей.
— Доченька, пожалуйста, помоги!..
Эрика бросилась к двери. Дёрнула за ручку, потом опомнилась, взяла ключ с каминной полки, вставила его в замочную скважину, и… застыла. Что-то показалось ей странным.
Старуха продолжала хрипеть там, за окном, царапая стекло грязными когтями. Такая жалкая и страшная. Эрика снова выглянула наружу и поняла, что её так смутило. На другой стороне улицы, подпрыгивая и приплясывая, маленький мальчик в рваных штанах играл с дохлой крысой. Вот только лицо у мальчика было старое, покрытое морщинами и старческими пятнами.
Эрика посмотрела в одну сторону, в другую, и увидела пожилую пару, бодро, словно молодые, идущую вдоль по улице. И одеты они были не по моде времён Потопа, а очень даже современно…
А потом она заметила зеленоватые капли на стекле. Палку, не отполированную руками до блеска, а покрытую свежей корой, будто только что обломанную. И знакомые, ядовитые глаза.
Старуха всё бормотала: «Доченька, доченька…», но Эрика покачала головой и ответила:
— Нет, Хэлена. Я не открою.
Старуха отстранилась, внимательно и зло посмотрела на неё, потом выругалась и бросила клюку на землю.
— Она не откроет, — сказала она в сторону, и оттуда появились двое в чёрных повязках на лицах.
— Открой, Эрика, мы пришли за тобой, — сказал Барс. — Это же я, Барс. А это — Белый.
Они приспустили платки, чтобы показать ей свои лица, но Эрика только сильнее помотала головой.
— Пойдём с нами, — с нажимом повторил Барс. — Здесь теперь опасно.
— Нет, я останусь, — ответила она и задёрнула занавеску.
— Она боится, — сказал Барс.
— Давай выломаем дверь, — предложил Белый.
— Нет, нет, — вмешалась Хэлена. — Нужно выманить её, чтобы никто не заметил…
Внезапно залаяла собака — это Мартин проходил мимо и увидел чужих людей у знакомого дома.
— Скорее, Белый, она же сейчас нам всё сорвёт! — испуганно залепетала Хэлена. — Брось ей что-нибудь, успокой…
— Нет времени, — отмахнулся тот и достал пистолет. — Эрика может позвать на помощь.
Он выстрелил в пса. Тем временем Барс взял у Хэлены палку, бросил «отойдите», и с размаху ударил по стеклу.
Из окна будто брызнул дождь. Сотни осколков рассыпались по земле. Барс наскоро очистил раму от оставшегося стекла, проворно влез внутрь и открыл дверь.
Эрики нигде не было.
— Белый, давай в погреб, а я поднимусь наверх.
Они разошлись, а Хэлена вдруг вспомнила о маске. Она бросилась шарить под кроватью Эрики, на каминной полке, везде, куда только добирались её глаза.
Сверху раздалось отчаянное «Помогите!» и каблуки Барса застучали по потолку. Белый пулей вылетел из погреба и встретил собрата на лестнице. Вместе они проворно связали руки трепыхающейся Эрике, а Барс даже снял платок, чтобы заткнуть ей рот.
С улицы раздался грохот — это, взволнованно трясясь на камнях мостовой, подъехала карета. Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу.
— Хэлена, что ты там ищешь? Уходим, скорее! — крикнул Барс, когда они с Белым выносили бьющуюся и плачущую Эрику из дверей.
Ведьма ничего не оставалось, кроме как бросить поиски и поспешить.
Вместе они втолкнули пленницу в тёмное нутро экипажа.
— Давай, пошёл! — крикнул Барс извозчику, лицо которого тоже скрывала повязка.
Лошадь быстро понесла похитителей по улицам, мимо серых домов, мимо тёмных переулков.
— Ну и дура же ты, — сказала Эрике Хэлена.
Вечером, когда солнце уже начало скрываться за крышами домов, Готфрид возвращался домой.
Дознания окончились, фройляйн Каленберг упорно не желала говорить, где скрывается её дочь Хэлена. И как будто бы всё было как всегда, но в душу Готфриду закралась тревога. Скользкая, неуловимая, словно гадюка, и совершенно беспричинная.
Внезапно из ближайшего переулка на него выскочило тело в серых лохмотьях, спутанные волосы разлетелись по ветру, как паучьи лапы. Это был безумец.
Готфрид отпрянул, потом попытался обойти глядящего выпученными глазами старика, но тот всё время вставал у него на пути.
— Что случилось? Какого чёрта?… — начал Готфрид, но сумасшедший перебил его:
— Знаешь, какое самое изощрённое наказание у Господа?
— Нет, — ответил Готфрид с нетерпением.
— Ему очень нравится делать людей теми, кого они ненавидят. Когда-то я был богат и в своём уме, я ненавидел бедняков и сумасшедших…
— Пошёл прочь, — Готфрид оттолкнул безумца и прошествовал мимо.
— И ты станешь тем, кого ненавидишь! — крикнул тот ему вслед, а потом начал бормотать что-то неразборчивое.
Мартин не лаял приветственно, не встречал хозяина за два квартала от дома. Да и что с него взять — молодой, на улице весна… Ходит, поди, где-нибудь по своим собачьим делам.
Готфрид завернул за угол и вдруг остановился, как вкопанный: одно окно было разбито, дверь распахнута настежь, в стороне лежал труп Мартина. На морде животного застыл хищный оскал, а в остекленевших глазах стояла злоба.
Он подошёл немного ближе и перекрестился, уже понимая, что произошло. Её похитили.
— Готфрид? — из-за соседней двери показалось лицо соседа.
— Да, — резко ответил он. — Что вам, майстер Браун?
— Ничего, — смешался тот. — Просто я видел, что тут произошло…
— И что же? — Готфрид приблизился к дому, осторожно заглядывая внутрь.
Сосед подошёл к нему и посмотрел на разбитое стекло и открытую дверь.
— Тут какие-то люди в чёрных масках вломились в дом. Я как звон стекла услышал, сразу выглянул. Они вытащили девушку твою, посадили её в карету и умчались.
— В какую сторону?
— Туда, — он махнул в сторону Ланге штрассе. — С ними ещё была какая-то женщина в лохмотьях.
— Старая?
— Кажется, да. У неё капюшон был, я лица не разглядел…
Они вошли в дом, под ногами захрустело выбитое стекло. Майстер Браун быстро перекрестился. С камина были сметены подсвечники, постель разворошена, как будто на ней происходила битва. Из кухни вышла кошка и жалобно мяукнула.
— Быстро они вышли?
— Почти сразу.
Постель не была примята, никто не валился на неё с похотью, и это немного утешило Готфрида.
— Будешь свидетелем, — сказал Готфрид твёрдо. — Опишешь в Труденхаусе, что и как произошло.
