— Как-то раз собаку соседскую убил. Дочку мою покусала, я и убил. Палкой. А сосед свою собаку сильно любил. Вроде как убить-то её и не грех, а всё равно совестно. Было дело, в голодную годину воровал. Ну и разные мелкие грешки: зависть, гордыня, ненависть…
— Ну, это же мелочи, — успокоил его Вольфганг. А сам подумал: «Рассказать ему или нет?»
— Я же женщину на смерть забил, — шёпотом поведал паломник, и чуть не макая подбородок в кружку. — Конечно, никому этого не сказал. Говорили, что она ведьма. А я как-то вышел из дому, смотрю, она под окнами ходит. Ну я, знамо дело, решил, что колдует. Ночью дело было. Подхватил я палку какую-то и начал её бить. Испугался я тогда сильно. Жена ведь у меня, и дети там, а эта под окнами ходит. Тело потом зарыл. Вроде и благо сделал, да только ведь никто так и не доказал, что она ведьма. А я вроде как роль судьи на себя взял… Боюсь, поймают меня, а дети без отца останутся…
Он протёр глаза, словно они устали от чтения.
— Да ничего. — Вольфганг похлопал его по плечу, а потом добавил очень тихо: — Знаешь, я ведь сам на инквизицию работаю.
Якоб испуганно поднял глаза. Его осунувшееся и скорбное лицо застыло в напряжении. Вольфганг приложил палец к губам.
— Да, да, — сказал он. — Я здесь по заданию Святой Матери Церкви. Слежу за колдовским ковеном. Если хочешь, я пошлю с тобой весточку своему другу, бамбергскому викарию, и он простит тебе все грехи.
Паломник не мог оторвать от него глаз. Хозяин и несколько таинственных личностей в зале — тоже. Однако Вольфганг этого как будто не замечал. Да и не могли они его слышать.
— Я слышал, что где-то здесь можно купить колдовские зелья, но сам я такими дьявольскими вещами не занимаюсь, — судорожно пробормотал Якоб. — Я всегда был и остаюсь честным католиком, и ни с каким ковеном я не связан…
— Я знаю, — кивнул Вольфганг. — Не бойся, инквизиция тебя не обидит. Я вижу, что ты предан нашей святой вере. Вот, что я тебе хочу сказать: «Славную Зайдлу» — не место для честных католиков, понимаешь? Хозяин продал свою душу дьяволу. Ты заметил, что он наблюдает за нами вот уже не первый час? Нам нужно уходить немедленно. Я провожу тебя до ворот, чтобы с тобой ничего не случилось.
Они поднялись, оставив на столе давно остывшие остатки своей трапезы, и спокойно направились к выходу. Несколько пар глаз незаметно проводили их.
* * *
Сегодня на главной площади города толпился народ. Его было не так много, как обычно бывает на казнях, но к толпе, окружившей повозку монаха, постепенно подходили новые и новые люди. Монах ёжился от холода осеннего утра, прятал руки в широкие рукава рясы. На свою плешивую голову он накинул капюшон, но то и дело сбрасывал его, чтобы обернуться назад и крикнуть:
— Ну-ну, не все сразу, проявите уважение!..
Люди подходили и уходили, иные приводили друзей или знакомых. Всем было интересно посмотреть, даже тем, у кого никто не терялся.
Тут и там слышались слова:
— Слава Господу, не наш.
— Похож на Марка, — говорил кто-то.
— Кто же его так?
— А где нашли?
— В лесу, за городом, — отвечал монах нетерпеливо. — Ну, не толпитесь, пропустите других!
Монах восседал на козлах тележки, запряжённой мулом. Её рассохшиеся от времени, потрескавшиеся колёса были покрыты налипшей грязью и мокрыми жёлтыми листьями. На тележке лежало накрытое серым льняным покрывалом тело. Люди подходили к нему, приподнимали покров, глядели, а потом, не узнав в погибшем никого из своих пропавших друзей или родственников, уходили.
Мёртвый был бледен, а на горле красовалась глубокая рана, вся покрытая почерневшей запёкшейся кровью.
— Ваше преосвященство, — прорезал гул толпы тонкий детский голосок. — Ваше преосвященство!
Монах повернул голову, стараясь разглядеть, кто же это обращается к нему как к епископу? Прямо в лицо ему ткнулась детская рука, сжимающая несколько серебряных монет. Мальчику было лет восемь, у него были ярко-голубые глаза и светлые волосы.
— Его зовут Вольфганг Эбенхольц, — сказал он и потряс монетами в кулачке. — А вот деньги на его похороны.
— Это твой родственник? — поинтересовался монах, принимая плату.
— Нет, — мальчик помотал головой. — Какие-то герры сказали мне его имя и дали деньги.
— Молодец, — монах погладил мальчика по голове, тем временем пытаясь разглядеть в толпе тех, кто опознал тело, однако никого не обнаружил. — Благословен будь.
Он перекрестил мальчика, и тот спросил, неуверенно дёргая за серое покрывало:
— А можно посмотреть?
Глава 32
ОБРАТНО В БАМБЕРГ
Хэлена подошла к комнате Вольфганга и постучала. Ей открыл незнакомый усатый мужчина.
— Да? — спросил он, плотоядно оглядывая её с ног до головы.
— Мне бы Вольфганга… — немного растеряно ответила она.
— Кто там? — позади мужчины показалась полноватая женщина. — С кем ты разговариваешь, Филипп?
— Никакого Вольфганга здесь нет, мы поселились тут только сегодня, — торопливо ответил Филипп и захлопнул дверь.
Но как же так?
В волнении Хэлена побежала вниз, в подвал. Там, за толстой дверью в мистическом полумраке, находились Барс, Мать, а также человек, в ком Вольфганг Эбенхольц узнал бы своего недавнего знакомца. Старуха сидела за столом, а мужчины склонились над ним, изучая что-то лежащее на нём.
— Где Вольфганг? — спросила Хэлена, распахнув дверь. — Куда он делся?
Ганс переглянулся с Матерью и ничего не сказал.
— Сядь, Хэлена, — произнесла Мать ледяным тоном.
Решимость девушки сразу испарилась. Она неуверенно уселась на табурет для посетителей.
— Знаешь, кого ты привела? — старуха наклонилась вперёд и опалила её своим взглядом. — Этот твой демонолог работал на инквизицию!
Хэлена молчала.
— Вьюн это узнал, когда Эбенхольц, пьяный, начал хвастаться ему, что они вот-вот изловят всех нас и отправят на костры. А ещё он хвастался вот этим! — Мать подняла со стола небольшую книжонку, которую так усердно изучали Вьюн и Барс, потрясла ей перед носом Хэлены.
Девушка выхватила книгу из крючковатых пальцев старухи и прижала к груди. Та, казалось, на секунду опешила, но мигом взяла себя в руки и сказала уже спокойнее, но с издёвкой:
— Вот, почитай, что он пишет, какие мысли излагает!
— Что вы с ним сделали? — упавшим голосом спросила Хэлена, всё сильнее прижимая книгу.
— Убили, — спокойно произнёс Ганс, сверкнув на Хэлену глазами. Уж точно это сделал он, и уж точно с превеликим удовольствием. Проклятый ревнивец, ублюдок, тварь…
