Я провела там столько времени, сколько смогла, надеясь, что ты сегодня вернешься. Но холод и темнота заставили меня уйти домой. Наверное, ты решил остаться на ночь в хижине отца. Мне это казалось не слишком разумным. Твое отсутствие может привлечь внимание.
XLVII
Открыв дверь, я увидела Руперта Джиллиса у нас за столом. В руках он вертел стакан с элем и пытался вовлечь Даррелла в разговор. Мама по обыкновению не обращала на него внимания и занималась ужином. Было слишком поздно притвориться, что я его не вижу, и я вошла. Мамино лицо мгновенно изменило выражение.
– А! Доченька! – сказала она. Даррелл кинул на нее удивленный взгляд. – Наработалась. Ты у меня такая труженица!
В полном недоумении я, не снимая пальто, уселась на стул.
– Пойдем, Даррелл, – проворковала она. – Тебе пора прогуляться. Я помогу тебе дойти до хлева, там для тебя есть кое-что интересное.
Даррелл запротестовал, но мама подняла его и подтолкнула к двери. Мы переглянулись.
Не бросай меня!
Но выбора у него не было.
Дверь за ними захлопнулась.
– Как прекрасна и трогательна любовь матери к своей дочери, – сказал Джиллис.
Я не хотела смотреть на него.
– Она так любит тебя, что ей вопреки всему кажется, что именно я могу стать твоим избранником.
Молчание тянулось как холодная патока.
Учитель подвинул стул и сел прямо напротив меня. Я уставилась на свои колени.
– Но, по-моему, ты мечтаешь совсем о другом ухажере, – проговорил он. – Это еще больший абсурд, чем мечты твоей матери.
Он нагнулся и приблизил ко мне ухмыляющуюся физиономию. Я закрыла глаза.
– Лукас Уайтинг никогда не обратит на тебя внимания, – он рассмеялся и снова стал серьезным. – Я смогу сделать из тебя честную женщину. Я всегда считал молчание одним из главных женских достоинств.
Я стиснула зубы. Не буду на него смотреть.
– У меня хороший дом. Не дай пустым надеждам разрушить твой единственный шанс на респектабельную жизнь.
Он подождал, чтобы я осознала свалившееся на меня счастье. Я встала и подошла к очагу, повернувшись к нему спиной.
Он зло задышал. Встав со стула, он схватил меня за локоть и дернул, чтобы я повернулась к нему лицом.
– Если ты считаешь, что твой герой войны когда-нибудь захочет потасканную немую, ты – полная дура!
Его слова попали в цель, и мои глаза наполнились слезами.
Тьма, пожалуйста, скрой меня! Удержи, не дай ничего закричать в ответ этому дьяволу!
– Впрочем, какая разница. Твой герой войны все равно скоро погибнет.
Я открыла глаза.
В его взгляде было ликование.
– Знаешь, где он сейчас? Наверняка он тебе говорил, что поедет искать хижину отца, пока до нее не добралась экспедиция, – он снова рассмеялся. – Так и быть, поделюсь новостями. Забавно, но твой возлюбленный еще больший дурак, чем ты.
Я не могла заставить себя отвернуться. В его глазах горела кровожадная радость.
– Это была ловушка. Они специально говорили при нем об экспедиции на случай, если он решит поискать хижину самостоятельно. Сегодня утром он уехал, и они отправились за ним. Он наверняка уже привел их прямо к логову полковника.
Господи, Лукас! Фантом, сделай так, чтобы вы с ним заблудились в лесу, не возвращайся в старый дом!
Я ничем не могу ему помочь, и это вызвало у меня панику. Руперт Джиллис наслаждался. Ему не удалось меня добиться, и теперь он получал удовольствие, делая мне больно.
Он сделал большой глоток из кружки с элем, самым лучшим, который мама хранила для гостей, и облизал губы.
– Не знаю, что они с ним сделают, когда поймают.
Я смотрела на пузырьки, поднимающиеся со дна кружки.
– Или уже сделали.
Снаружи послышались голоса. Даррелл открыл дверь и с помощью мамы проковылял внутрь. На ее лице как приклеенная застыла улыбка.
– Может, поужинаете с нами, мистер Джиллис?
– Большое спасибо, но нет, – ответил он и поставил кружку на каминную полку. – Я и так уже подзадержался.
Он сделал поклон в мою сторону.
XLVIII
Я подождала, пока мама с Дарреллом уснут, бесшумно оделась и выскользнула на улицу, молясь, чтобы не встретить ночного гостя, рыскавшего вокруг дома прошлой ночью.
Я не смогу в одиночку перейти через реку в темноте. После снегопада и оттепели вода поднялась. Ты взял мою лошадь, а я возьму твоего мула. По дороге я зашла в хлев и набрала полные карманы яблок. Нужно же было как-то убедить его пойти за мной.
Я запрягла его, вывела во двор к изгороди, чтобы забраться верхом. Он громко заревел, и я испугалась, что это разбудит Гуди Праетт, не говоря уже о маме. Но через какое-то время, благодаря уговорам и яблокам, я все-таки оказалась у него на спине, и мы направились к реке.
В эту безлунную ночь река казалась вздувшейся, почти черной и бездонной.
Как я и думала, у самой реки мул заупрямился.
Думать-то я думала, но почему не составила план?
Я стала его уговаривать, била ногами, входить в воду он отказывался. Я спешилась и попробовала подманить его яблоками, протягивая их над водой. Но он мог вытянуть шею дальше, чем я руку. Я стала толкать его сзади. Но он упорно стоял на месте.
Мне ничего не оставалось, как снять одежду и обувь и привязать к холке мула. Температура была недостаточно низкой, чтобы заморозить реку, зато меня – в самый раз. Ветерок, показавшийся мне свежим, когда я выходила из дома, стал пронизывающим. И я еще даже не дотрагивалась до воды.
Сначала я опустила туда одну ногу.
Холодно! Холодно, так холодно, что обжигает. Я не могу. Не могу.
Я отступила и задумалась.
Лукас, Лукас, ну как ты не понял, что это ловушка? Почему я не поняла? О чем я думала?
Там, в лесу, им будет наплевать на правосудие, и они расправятся с тобой. Око за око.
Я взяла мула за упряжь, скормила ему последнее яблоко и вошла в реку.
XLIX
Это было похоже на самоубийство. Холодно. Больно. Так больно мне никогда не было.
Мул шел рядом. Не важно. Так холодно, что ничто уже не важно.
Холодные острые камни впивались в босые ступни. Мул продолжал идти.
Я поскользнулась на гальке и с головой окунулась в воду. Теперь холод проник в рот и горло. Слишком холодно, чтобы бояться.
Мул плыл рядом и тянул меня за собой, пока мои колени не стали волочиться по камням на другом берегу реки. Ног я не чувствовала, но все-таки мне удалось встать. Я была вся мокрая и окровавленная.
