– Анастасия права, – сказал он. – Соглашение более не имеет силы. Алкахест необходимо вернуть, но сейчас время праздновать. Война, – торжественно заключил он, – закончена.
Остальные члены Ассамблеи начали перешептываться, на их лицах появлялись улыбки. Мастер Милагрос первой зааплодировала, и это послужило знаком: все члены Ассамблеи и мастера поднялись и захлопали им. Тамара выглядела удивленной, Джаспер – самодовольным, а Аластер вздохнул с облегчением. Колл посмотрел на Аарона. Тот не улыбался. На его лице застыло выражение внутреннего смятения, словно он размышлял, хорошо ли он поступает, скрывая страшную тайну Колла.
Но, возможно, Аарон думал вовсе не об этом. Возможно, он просто устал и вообще ни о чем не думал.
Глава 16
После этого события закружились. Мастер Руфус увел Аластера в одну из свободных комнат мастеров, чтобы тот поспал. Ребят отправили в их спальни помыться и отдохнуть, а это означало, что Колл а) расстался с Джаспером и б) воссоединился с Хэвоком, причем обрадовался он и первому, и второму.
Не успели Колл, Тамара и Аарон добраться до своей комнаты и в изнеможении упасть на диваны и стулья, как явился Алекс Страйк с едой из столовой. Стол быстро оказался заставлен деревянными блюдами и мисками с горами грибов разных сортов, лишайника и трубчатых пудингов, а также странной на вид массы, на вкус напоминавшей начос, фиолетовой липкой пасты, которая, по мнению Тамары, походила на соленую карамель, и гриба, неотличимого на вкус от жареной в панировке курицы.
Наевшись до отвала, Колл с трудом доковылял до своей кровати и без сил рухнул на одеяло. Ему ничего не снилось, или он просто ничего не запомнил.
Когда он проснулся на следующий день, то обнаружил, что вся постель пропахла дымом и покрылась пятнами грязи. Он не смог вспомнить, когда в последний раз принимал ванну, и решил, что лучше сделать это прежде, чем мастер Руфус присмотрится к нему и швырнет в одно из подземных озер Магистериума.
Хэвок при внимательном изучении выглядел еще хуже, чем он. Из-за всей налипшей на шерсти грязи волк даже перестал быть серым.
Их ванная комната, которую они делили с еще одной ученической группой, находилась в гроте, ответвляющемся от главного коридора. Внутри было три комнаты – одна с туалетами, вторая с раковинами и зеркалами, а в третьей булькали теплые бассейны и если встать в нужное место, то тебя окатывал теплый дождь. Каменные стены разграничивали пространство на своего рода индивидуальные кабинки, так что сразу несколько человек могли одновременно купаться, не беспокоясь о том, что кто-то может увидеть их без одежды.
Колл подошел к одному из бассейнов, повесил на крючок полотенце, снял с себя грязную, купленную в комиссионке одежду, в которой умудрился заснуть, и вошел в воду. В первую минуту она показалась ему слишком горячей, но затем мышцы расслабились и он начал получать истинное удовольствие. Даже нога стала меньше болеть.
– Иди сюда, – позвал он Хэвока.
Волк с сомнением принюхался. Затем осторожно лизнул воду. Когда-то это раздражало Колла, но теперь тот факт, что Хэвок не всегда слушался любых его приказов, приносил ему огромное облегчение.
– Колл? – услышал он вдруг. Голос раздавался по другую сторону каменной стены его бассейна. Очень знакомый девчачий голос.
– Тамара? – немного пискляво отозвался Колл. – Я принимаю ванну!
– Я в курсе, – сказала она. – Но, кроме нас здесь никого нет, а нам надо говорить.
– Не знаю, в курсе ли ты еще и этого, – заметил он, – но большинство людей принимают ванну раздетыми.
– Я по другую сторону стены! – рассердилась она. – И от здешней влажности у меня волосы завиваются, так что давай просто поговорим, а?
Колл убрал с лица мокрые черные волосы.
– Ладно, как скажешь. Давай поговорим.
– Ты называл меня лгуньей, – сказала Тамара, и в ее голосе ясно слышалась обида.
Колл поежился. Хэвок сурово на него посмотрел.
– Я помню, – отозвался он.
– А потом оказалось, что ты был еще большим лгуном, – продолжила она. – Ты лгал буквально во всем.
– Я лгал, чтобы защитить отца!
– Ты лгал, чтобы защитить себя, – отрезала она. – Ты мог рассказать нам, что ты – это Враг…
– Тамара, замолчи.
– Колл, мне очень не хочется тебе это говорить, но в ванной не толпится куча народу, мечтающего нас подслушать. Здесь только мы.
– Я не Враг Смерти, – Колл внимательно посмотрел на свое отражение в воде. Черные волосы, серые глаза. Тот же Коллам Хант. Тот же, да не совсем.
– Ты мог рассказать нам, что узнал от мастера Джозефа, однако ты этого не сделал.
– Я не хотел, чтобы ты меня возненавидела, – признался Колл. – Ты мой лучший друг.
Тамара с сомнением хмыкнула:
– Это Аарон твой лучший друг, лжец.
– Ты мой лучший друг-девочка, – уточнил Колл. – Я не хотел, чтобы кто-либо из вас меня ненавидел. Вы оба мне нужны.
Когда Тамара вновь заговорила, ее голос уже не был таким сердитым:
– В общем, я все это к тому, что не хочу, чтобы мы больше лгали друг другу.
– Но мы все еще можем лгать другим? – Колл посмотрел на Хэвока, который дернул ушами.
– Если это необходимо, – сказала Тамара. – Но не друг другу и не Аарону. Между собой мы должны говорить только правду. Договорились?
– Договорились.
Хэвок тявкнул.
– Колл, – с подозрением спросила Тамара, – с тобой в ванной кто-то есть?
Колл вздохнул. Он не ожидал, что обещание говорить правду так быстро обернется против него.
– Хэвок, – признался он.
– Колл! – воскликнула Тамара. – Это просто омерзительно!
И расхохоталась. Через секунду Колл к ней присоединился.
После ухода Тамары Колл еще какое-то время побыл в ванной, после чего прямо в халате вернулся в свою спальню, где переоделся в форму. Когда он вышел в общую комнату, то обнаружил там Аарона, чистенького, переодевшегося и хрустящего чем-то напоминающим очень светлую грушу.
– Что это? – полюбопытствовал Колл.
Аарон пожал плечами:
– Магический пещерный фрукт. Их выращивает одна ученическая группа Серебряного года. На вкус похоже одновременно на сыр и яблоко. Будешь?
Колл состроил гримасу. Теперь он обратил внимание, что на столе позади Аарона возвышалась целая гора странных фруктов, стояли кувшины с напитками и тарелки со сладостями из Галереи, а перемежалось все это несколькими самодельными открытками. Отдельно стояла стеклянная чаша с плещущейся в ней одинокой безглазой рыбой.
