– В трубу его видно? – спросила она.
– Конечно. Хочешь взглянуть? Изволь, твоя милость…
Смолик, как никто другой, умел придать голосу насмешливость, внешне оставаясь вполне серьезным. Он протянул подзорную трубу, девушка взяла ее и долго глядела, после чего вернула капитану.
– Кажется, они идут прежним курсом?
– Вот именно.
– И куда – ты все так же не можешь определить?
– Но я лишь человек, не облачный демон! Там несколько островов. К какому из них… нет, пока я этого не ведаю. Однако было бы неплохо, чтобы ты поделилась со мной своими подозрениями о цели путешествия нашего синезадого добряка. Да, я любопытен и желаю знать все, что происходит вокруг, но сейчас дело не в этом. Такие сведения просто-напросто облегчили бы мне работу.
– Но я не знаю, – возразила Арлея, поворачиваясь к собеседнику. Тот развалился в кресле, расставив вытянутые ноги и уперев каблуки в ограждение. Едва заметно поджав губы, Арлея села на стул рядом, сложив руки на коленях, произнесла:
– Хорошо, кое-что я могу рассказать тебе. Но это секретные сведения, понимаешь? – Припомнив, с помощью какого маневра ей в конце концов удалось справиться со строптивым управляющим Крагом, она сказала: – Я расскажу, но от тебя этого не должен узнать никто. Вообще никто, ты понял? Если сведения разойдутся дальше, найму в порту Да Морана убийц – там ведь хватает темных личностей, – чтобы прирезали тебя без лишних…
– Я понял! – вскричал, расплываясь в ухмылке, Смолик, на которого, в отличие от Крага, угроза не произвела никакого впечатления. – Ночь, черное небо, вой ветра… Я, изрядно пьяный, возвращаюсь из борделя по пустынному переулку… Мокрая после дождя мостовая, звук тихих шагов во мраке, тусклый блеск клинка, вскрик и…
Арлея перебила:
– Прекрати! И слушай: у монарха с моим приемным отцом было какое-то общее дело. Я почти уверена в этом… нет, не почти – именно уверена. Торговый дом имел дополнительный доход, и откуда поступали эти суммы, я так и не смогла определить. Краг, управляющий, слышал о нем, но источника, к сожалению, не знает и он…
– Да? – удивился Смолик. – Возможно ли это? Управляющий большого предприятия…
– Он клянется, что не знает. Я… припугнула его, но…
– Припугнула! Так же, как меня сейчас? Это было страшно, твоя милость… страшно весело! У меня до сих пор трясутся поджилки от смеха. Я себе представляю! Если ты всегда так же зверски пугаешь тех, от кого при помощи этих своих жестоких методов хочешь добиться послушания…
– Все, хватит! Не перебивай меня больше. Краг – это не ты. У него семья, и он не боец, никогда не… В общем, я уверена: он не знает, откуда брались деньги. Но это нечто, чем Диш и Уги-Уги занимались совместно. И еще – монарх сел на свою ладью и поплыл неизвестно куда в то же время, в какое Диш имел привычку исчезать на много дней. Потому-то теперь я и думаю…
– А еще ты думаешь отомстить толстяку за то унижение… за унизительный страх, который испытала, когда торговец захотел выдать тебя за монарха? Нет? Мне кажется, это…
– Да, – сказала Арлея, сжимая ладони между коленей и глядя вниз. Она полагала, что надо всегда быть честной – во всяком случае, перед собой, – и потому добавила: – Да, это так, я хочу отомстить ему.
– Сокрушить самого монарха, пусть и туземца… что ж, достойная задача, – согласился Тео. – Я и раньше питал к тебе… э… питал к тебе благие чувства, теперь же ты еще более нравишься мне, твоя милость. В подобном деле я, пожалуй, помогу. Так что, мы объявляем войну? Войну Жирному и Синему… Да, бей в барабаны, поднять флаг! Смерть Уги-Уги! Тем паче он и вправду донельзя противное создание, даром что толстяк, каковые обычно добряки…
Блондин поднес трубу к лицу, некоторое время глядел, затем вскочил и выкрикнул другим, лишенным и тени насмешки, повелительным, почти грозным голосом:
– Мистер Лиг, мистер Арштуг – ко мне! Эй, кто там – оверштаг! Левый галс!
Затем капитан повернулся к Арлее и произнес задумчиво:
– Я все понял, но сейчас меня заботит другое. Помнишь, куда ты хотела, чтобы я направился? До того как прибежала в порт вся раскрасневшаяся, как девчонка после первого поцелуя, и велела плыть вслед за Уги-Уги? Так вот, твоя милость Арлея Длог, есть одна занимательная подробность во всем этом: мы двигаемся тем же курсом, в том же направлении, каким и в каком я бы плыл, если бы выполнял твое первое задание. Да, теперь это стало ясно со всей определенностью: мы плывем к Гвалте, Проклятому острову.
* * *
Кахулка согнул ноги в коленях, подтянув их к животу, и уставился на белого в немом удивлении. Успевшие задремать Молчун и вождь, судя по всему, уже слышали это предположение, но и они зашевелились, приоткрыли глаза, поглядывая на Траки Неса.
– Эфироплан? – переспросил Гана. – Но… нет, непохож!
Траки поднял руку:
– Не в прямом смысле, конечно! Я имею в виду – механическое устройство, огромный… огромный модуль, который плывет сквозь Канон. Плывет или парит… да, скорее его следует назвать эфиролетом. На самом деле это даже не моя гипотеза – такое предположение о сущности мира впервые высказал Артегай Грош, я же теперь лишь обогатил ее соображениями о происхождении этого провала. До сих пор гипотеза не рассматривалась всерьез, да мне кажется, что и сам Грош высказал ее скорее в шутку…
– Механическое? Но я не видел, когда спускался сюда, рычагов, труб, пара…
– Механическое – не значит сделанное так, как привыкли мы. Рычаги, трубы и пар не являются непременными атрибутами механики.
– Тогда где мы сейчас? В трюме? А там… – Гана показал вверх, – палуба?
– Именно. Но это все не в прямом смысле, понимаешь? Лишь аналогия! К тому же гипотеза Гроша совершенно… гм… неканоническая…
– Какая? Почему ты постоянно произносишь непонятные мне слова?
– Потому что я из Гельштата, а ты, судя по твоему виду, – истинное дитя запада. Неканоническая, непризнанная… Канон – нечто вроде совокупности строго установленных правил, сюжетов, историй, элементов… Так вот, гипотеза о том, что Аквалон – огромный механизм, транспортное устройство, не признана, по сути, никем из ученых и мистиков или магов. И, повторяю, не надо понимать ее буквально. Механистичность не предполагает обязательные рычаги, шестерни, железо, трубы… Механизм может иметь другую структуру.
После длительного молчания Тулага спросил:
– Если это неканоническая гипотеза… хорошо, какая тогда каноническая? Что твои ученые с мистиками думают про Аквалон?
– Каноническая гипотеза – vitans mundus. Полная тишина… – Увидев, как собеседник нахмурился, Нес пояснил: – В том смысле, что ученые ничего не знают о глобальном строении мира. Кое-что, пусть совсем немного и очень умозрительно, нам удалось выяснить про Канон. Мы научились проникать сознанием в его ближние области, мы выясняем состав облачного пуха, мы умеем теперь создавать парящие в воздухе винтолеты… да-да, в Бултагари как раз перед моим отъездом научились этому! Но мы ничего не можем узнать про общее строение Аквалона, все опыты, исследования в этом направлении натыкаются на… на незримую, нематериальную стену. И потому – вот тебе каноническая гипотеза строения мира: он непознаваем. Vitans mundus… На староканструктианском это значит «ускользающий мир». Устройство мира заключается в том, что люди не способны познать его устройство. Что-то препятствует им – в этом ускользании и состоит его бытийная сущность.
