Глава 13,
повествующая о том, что если у тебя суровая наставница — в учении тяжело, а до боя можно вообще не дожить
В постели Риган привык быть звездой, то есть спать, раскинув руки и ноги. Ему доводилось просыпаться рядом с самыми разными женщинами, чаще всего после большой попойки и крайне редко — по желанию, как например, с Лорин, но сегодняшнее утро выдалось особенным. Он не собирался спать с Уваровой, он вообще не собирался подходить к ней ближе. Все вышло само собой.
Агнесса устроилась у него на плече, ее дыхание легко щекотало его кожу. Вчера они забыли опустить жалюзи, и лучи утреннего солнца запутались в светлых кудряшках. Она продолжала выпрямлять волосы, но после душа они упрямо завивались в тугие колечки. Ригану нравилось накручивать их на пальцы, а Уварова обычно смеялась и просила его перестать. В такие минуты ее внутренний свет становился особенно ярким. Прозвище «солнышко», которым он наградил Агнессу еще в Ньюкасле, ей на удивление шло. Равно как и чистый дар лекаря.
Дариан говорил, что отпустит ее, если она не захочет остаться. Даже сказал, что ей помогут вернуться к семье, и теперь Риган не мог забыть его обещаний. Слишком замечательных, чтобы оказаться правдой. Древний слов на ветер не бросал, но у него всегда по десять козырей в каждом рукаве и свой тонкий расчет, который неизменно оправдывался. Он будто читал по душам и никогда не ошибался в тех, на кого ставил. Наверняка Дариан уже видит Агнессу одной из них.
Она пошевелилась, открыла глаза, сонно улыбнулась. Щурясь на яркое солнце, Риган улыбнулся в ответ.
— Доброе утро, спящая красавица.
— Доброе, — она смутилась. — Не хочу, чтобы ты к ней ехал!
Агнесса наморщила лоб, скривилась и высунула язык, как будто ей предстояло перебирать живых тараканов. Вышло по-детски, и Риган рассмеялся, а она покраснела еще больше и спрятала лицо у него на плече. Непонятно, что именно ее смущало — непривычные утренние мгновения рядом с ним или дурачества, к которым они начинали привыкать.
Завтракали вместе. Агнессе было не по себе, но она больше не возвращалась к теме его обучения. Сосредоточенная и серьезная, Уварова постоянно смотрела в окно, и лишь когда они изредка встречались глазами, взгляд ее мгновенно светлел. Что и говорить, Риган сам чувствовал себя странно. Он привык к методам коллег, но после случившегося не был уверен, что рад новым горизонтам.
Ему доводилось стоять на грани. Началась эта прискорбная традиция в далеком девятнадцатом веке, в ночь его изменения — когда за углом одного из дешевых трактиров ему всадили под ребра нож. Продолжилась душевным общением с орденцами в Греции, когда яды выжигали внутренности и казалось, что мир превратился в сплошной сгусток боли. Тело измененного шустро залечивало раны, и немыслимые пытки растягивались во времени. После «гибели» Ив Риган сам часто искал смерти, и временами она протягивала ему иссохшую руку. Однажды он напился в хлам и свалился прямо под колеса автомобиля. Его переехали в прямом и переносном смысле. Риган был отнюдь не в здравом уме и свежей памяти, но точно помнил, что это дико больно.
Много их было, таких случаев, всех и не упомнишь. Всякий раз это подводило черту под каким-то эпизодом из жизни, но никогда ему не было настолько жутко: умирать, зная, что оставляет ее одну. Он захлебывался собственной кровью, задыхался, мир расплывался перед глазами, а боль вцепилась в нутро и не желала отпускать. Свет померк, надвигающаяся тьма стирала Агнессу — лишнюю в подступающем холоде. Он помнил ее глаза, полные ужаса, отчаяния и слез, слышал ее голос, срывающийся на крик, и чувствовал прикосновения дрожащих рук.
Раньше ему было бы все равно. Границы жизни и смерти давно стерлись, и Риган наплевательски относился не только к своим случайным жертвам. Приходя в себя над остывающим телом или наслаждаясь истеричным ужасом в глазах очередной дамочки, он равнодушно представлял, что рано или поздно настанет и его черед. Инстинкт выживания стал просто привычкой, но теперь он не хотел умирать, как подстреленное животное. Агнесса звала его по имени и кричала, а Риган понимал, что ничего не может изменить. Смерть медленно, но верно волокла его к своему мерзкому ледяному логову, а потом вдруг стало тепло…
— О чем задумался? — Агнесса встревоженно смотрела на него.
— Тоже не хочу к ним ехать, — фыркнул он и легко сжал ее руку.
* * *
Белокаменная вилла была заметна издали. Она напоминала цветок мухоловки, который только и ждет, чтобы кто-нибудь залетел на огонек. Это место сочилось обманчивой, влекущей магией спокойствия и умиротворения. Звонко пели птицы, издалека доносился гул моря, ветер шумел листвой. На расчищенной дорожке, казалось, не было ни пылинки. Ни одного камушка, который можно пнуть ногой и отвести душу, поэтому Риган сунул руки в карманы и отправился гулять.
Территория и впрямь была огромная. Фонтан в окружении скамеек и беседок, чуть дальше — большой бассейн под навесом. Облокотившись о перила на смотровой площадке, Риган не без злорадства отметил коттедж чуть поодаль. На фоне белокаменных арок и шикарной стилизации внутреннего двора под старину приляпанная к соседскому дому спутниковая антенна низводила весь пафос.
— Скоро ты перестанешь скучать. — Стук каблуков Клотильды он услышал еще раньше, но не обернулся.
Она улыбалась так, будто не стреляла в него, а читала стансы под луной. Ничего необычного, Риган знал, что извинений не дождется. Человеку неискушенному это могло показаться диким, но он давно не обращал внимания на такие мелочи. Или правильнее будет сказать, махнул рукой на противоестественное, искаженное уродство их мира? Они жили по своим законам, и законы эти были гораздо жестче, чем логика выживания любого, самого опасного хищника.
Древний вручал им конверт с очередным заданием, а они шли и послушно выполняли. Неважно, чем был выстлан путь и как глубоко земля пропитается кровью. Любовь к Ив вытряхнула Ригана из панциря безразличия, но за это он заплатил слишком дорогую цену. С таким багажом из прошлого одиночество — лучший выход. Тайны и интриги теневого мира, в котором под знаменами Древнего вершилось собственное правосудие, они держали в своих руках. Ликвидаторы, когда Орден не справлялся с зарвавшимися измененными, и дипломаты, когда речь заходила о сильных мира людей. Вербовщики, если на горизонте появлялся интересный измененный или человек, и учителя, когда новичка нужно было ввести в курс дела. Идеальные исполнители, каждый на своем месте.
Вот и сейчас его способности пришлись ко двору. Чтобы подобраться к Городу и открыть его, требовалась материальная иллюзия, а Риган оказался единственным пробужденным иллюзионистом в команде. Пока единственным.
Он смотрел Клотильде в глаза. Что она чувствовала, нажимая на спуск? Мысли этой женщины были известны разве что ей самой, за прохладой улыбки могло скрываться что угодно, и Риган привычно подмигнул ей. Игра продолжалась.
— Пойдем, — она поманила его.
— С чего начнем? С ментального кунг-фу? Или как там называются ваши курсы для продвинутых?
