– Привет, герой! – сказал дедушка.
Петя засунул в нос палец, заковырялся и задумался. Потом вытащил палец и сказал:
– Я не совсем герой. Я Бабу-ягу испугался. Это Вика герой.
– Нет, Вика – не герой, – не согласился дедушка. – Она – героиня, она же девочка.
Петя важно кивнул. А потом зевнул.
– Спи давай, – сказал дед. – Завтра у нас большой день. С утра поедем на елочный базар, раз сегодня не успели. Раз ты такой герой, елку будешь сам выбирать. Самую пушистую.
– А Вику с собой возьмем?
– Возьмем.
– А Викину маму?
– Нет, – сказал дедушка. – Викиной маме лучше завтра по морозу не разгуливать. Мы ее в другой раз с собой возьмем. Через неделю, например. Даже на каток, например.
Петя задумался.
– На каток я лучше с папой пойду, – решил Петя. – Через неделю, после Нового года. Когда у него на фирме наконец заварка кончится.
– Запарка, – поправил дедушка.
– Зоопарка! – выдал Петя.
Они засмеялись. Тут вошла мама с пиратским конструктором.
– Держи! Это для тебя. Просто так. Только чур играть – завтра.
Петя взял конструктор. Конечно, ему было приятно, что это для него, а не для маминого другого родного сына, которого нету. Но все-таки…
– А что же мне тогда подарит Дед Мороз на Новый год? – заволновался Петя.
– Деду Морозу на Новый год полагается делать сюрпризы, – многозначительно ответила Петинамама. – И я, хоть и не волшебница, обещаю, что сюрприз тебе обязательно будет!
Петя обнял конструктор. Он решил положить его возле ночника, раз под подушкой помнется. Возле ночника лежала открытка. Петя взял открытку и протянул ее маме:
– А это тебе! Просто так. А тоже совсем даже не с Новым годом.
Петинамама взяла открытку и стала с восхищением ее рассматривать. Петя не выдержал, вскочил на кровати и тоже стал рассматривать с другой стороны.
– Какая замечательная елочка! – радовалась мама. – До неба! А какой снеговик! Он смотрит на елочку, и у него длинная тень от низкого зимнего солнышка…
– Ма-а-м… – вдруг потрясенно сказал Петя. – Ты не так смотришь. Это не елочка… Это пароход!
– Какой пароход? – не поняла мама.
– Зеленый пароход, – пояснил Петя. – Переверни открытку! Просто посмотри вот отсюда!
Мама перевернула открытку вверх ногами и обалдела. Теперь перед ней по морю плыл маленький зеленый пароход и пускал из трубы дым тремя кружками. А высоко в белом, раскаленном небе сияло летнее солнышко.
А потом Петя опять заснул. Перед этим он хотел еще выяснить, есть ли у клубники усы, дочитал ли дедушка про мексиканский автобус и для чего он, Петя, – Петя, но не успел.
Часть II
И еще трое суток 3333 дня спустя
1. «Я вернусь в этот город…»
Лифт не работал. Петя показал язык табличке с надписью «Ремонт. Приносим извинения за временные неудобства» и потопал на шестой этаж пешкодралом. Как же он боялся этого лифта в детстве! Причем застрять в темноте не боялся: лифт был старый, «клеткой-сеткой», сквозь которую и свет проходил, и воздух, и вообще «все-превсе» было видно, и вообще он только со взрослыми всегда ездил. Петя боялся того, что в этой клетке может жить тигр или лев, тигры ведь всегда живут в клетках, если только не в книжках! И вот представьте себе картину: выходят они с дедом из этого лифта, а им навстречу – тигр с кефиром.
(Допустим, он в магазин за едой себе ходил, должны же хищники чем-то питаться!) Петя, значит, первым выходит (его всегда первым выталкивали), а на него тигрище:
– Прррривет, Петррррр!!! Долго же тебя ждать прррриходится!
Петя рассмеялся. Ну и фантазии у него были в детстве!
– По-моему, ничего смешного! – строго сказал тиг… Ой, какой тигр, это же дедушкина соседка, Виктория, она с мамой на отпевании была, и на поминках даже.
Петя приосанился, тут же разозлился на себя и немедленно обратно сгорбился. Сгорбившись, кивнул:
– Привет, Вик!
Кажется, прозвучало достаточно взросло, траурно и безразлично. Вика встала с подоконника, отряхнула пакет, на котором сидела, и принялась его складывать. На отпевании, в черном пальто и сиреневом с черным платке, со свечой в руке она выглядела совсем иначе – строго, стильно даже. В храме Петя совсем не мог смотреть на дедушку, он смотрел на Вику, на ее маму, на свою маму, на других людей, упорно думал о чем угодно, только не о том, о чем полагалось… Сейчас на Вике были розово-морковные, пятнами, джинсы и легкая сине-зеленая куртка с рожами и котами, – совсем не для питерского февраля куртка. «Вот попугаиха!» – подумал Петя.
– Что, не узнаешь? – усмехнулась Вика.
– Если парень первым делом говорит «привет, Ви-ка», а не «О-ля» или «Ма-ша», то… Глупый вопрос, короче!
Петя перекинул рюкзак на другое плечо и устало стал подниматься дальше. И подумал: «А похож я сейчас на рейнджера или нет?»
– Ой, а сам умный какой! – завелась Вика. – Москвич, держите меня! В лифте ездить боится. Ща-аз оттуда тигр с кефиром выпрыгнет и съест, ага!
Петя мгновенно покрылся розовыми и морковными пятнами, стал, как Викины джинсы. Хорошо, что спиной, что эта дура не видит.
– А откуда ты об э… Какая чушь!
– Чушь не чушь, мне твой дед рассказывал! – Вика рассмеялась.
«Вот зловредина! Выпытала у старика!» – подумал Петя и стремительно стал бледнеть. Повернулся он уже практически белым:
– Ты моего деда не тронь, понятно? Тебя не касается, что он говорил, рассказывал и вообще! Ясно? Это был мой дед, мой, а не твой.
Петр был готов треснуть эту дуру рюкзаком по крашеной башке, но сделать это было бы сложно: Вика была на полторы головы выше. Вот сейчас она стоит двумя ступенями ниже, а глаза их – почти на одном уровне…
Попугаиха тоже взбесилась:
– Твой дед? Твой? Да вы его бросили тут одного умирать, сбежали! Знали же, что у него сердце, что давно сердце! А он! Он! Он такой был… Такой…