Эти образования впервые открыл Гаррота Фуадин, капитан и помощник легендарного путешественника Артегая Гроша. Как и блуждающие острова, арки состояли из быстрого коралла, но особой породы, прораставшего в виде таких вот изогнутых образований. Кроме того, в отличие от обычного коралла, этот позволял расти на себе облачной лозе. Ее длинные, достигающие иногда сотен локтей в длину корни-сети, которыми лоза ловила креветок и прочих обитателей эфира, оставались в облаках; растение цеплялось за коралл, погружая в него кончики своих тонких, как волоски, стебельков. Рон слышал, что некоторые ученые полагают: лоза и блуждающий коралл Арок поддерживают друга, он является для нее своеобразным домом или каркасом, она же подкармливает его через ветви, напитывая растворенной в своем яде жидкой пищей.
– Надо возвращаться, – произнес Трэн Агори.
– Что? – Экуни показалось, что он ослышался. – Возвращаться... ты с ума сошел?
Чернокожее лицо с грубыми чертами повернулось к нему.
– А что еще делать? – проворчал Трэн. – Не нападать же на Арки двумя шержнями и драйером со скайвой. Нас потопят еще до вечера, а если нет – сдохнем от яда.
– Так для чего, по-твоему, мы вообще плыли сюда?! – Экуни воскликнул это и тут же сжал зубы, пообещав самому себе, что больше не будет повышать голоса.
– Ну, увидели, куда принцессу привезли, – и ладно. Теперь надо плыть за нашим флотом. Хотя там же еще Пиранья... – Трэн пожал плечами.
– Мы атакуем, немедленно, – отрезал Рон, оглядываясь. Несколько матросов, оставив дела, подошли к полубаку, вслушиваясь в разговор. Когда он посмотрел на них, моряки смущенно потупились.
– Невозможно, – произнес чернокожий, и король резко повернулся.
– Что ты сказал? – звенящим от напряжения голосом спросил он.
– Невозможно атаковать Арки на четырех кораблях.
– Сейчас мы займемся этим. Не так ли, господин Дорин?
Первый помощник неуверенно кивнул.
– Как это может быть невозможным, если мы откроем огонь по арке, а потом, подплыв ближе, нападем? Что тут «невозможного», капитан?
– Не получится победить прайды с такими силами.
Король вопросительно посмотрел на мистера Дорина. Опустив взгляд, тот сказал:
– Сражение со всеми прайдами, конечно, бессмысленно. Но эта арка выросла отдельно от других, в стороне. Она молодая еще, видите, узкая... Ее прайд невелик, а коралл пока не успел переползти ближе к остальным. Мы можем... можем, ну...
– Напасть внезапно, – заключил Экуни. – Внезапно и быстро: наскочить на эту арку, освободить принцессу и уплыть, пока остальные львы не сообразили, что к чему. Подплыть близко – в таком тумане нас долго не будут замечать, – в последний момент открыть огонь из пушек...
– Да это же львы! – Трэн Агори наконец вышел из себя, и король смолк. Мистер Дорин шумно вздохнул, переступив с ноги на ногу, – раньше при нем никто никогда не отваживался перебить Экуни Рона Суладарского. – Вы когда-нибудь видели львов вблизи?! – почти проорал имаджин в покрасневшее лицо короля. – Гаераки! С одним таким справиться еще тяжелее, чем с тем преторианцем на мелкооблачье! Они... их пули почти не берут! Нападать на арки четырьмя кораблями... Почему, как думаете, львов до сих пор не уничтожили?! К тому же там ядовитый туман... девка все равно что мертва уже! Надо разворачиваться...
– Арестовать его, – велел Рон, и чернокожий осекся. – Арестовать! – громко повторил король и, поскольку мистер Дорин растерялся, повернулся к морякам. – Эй, слышали приказ? Арестовать этого имаджина, запереть. До конца плавания, а там посмотрим.
Экуни подозревал, что, если бы они были на суше, а не в облаках, чернокожий мог оказать сопротивление. И тогда неясно, получилось бы схватить его. Но здесь, посреди Кораллового океана, борьба была бессмысленна – и Трэн молча снял перевязь с саблей, отдал ее матросам, после чего, сложив руки за спиной, покинул бак, так ни разу и не взглянув на своего короля.
Рон, чьи глаза все еще сверкали от бешенства, повернулся к первому помощнику.
– Ну так что?! – прорычал он, вновь забывая о необходимости блюсти королевское достоинство. Туман густел с каждым мгновением, лица моряков казались теперь расплывчатыми полузвериными масками, а корма вообще исчезла из вида.
– Мы можем с ними сладить, только если и вправду нападем очень быстро, ваше величество, – произнес Дорин. – Сейчас нужно всем раздать повязки, смоченные травяной настойкой, которая есть в лазарете. Чувствуете, как в горле першит? Это яд... до вечера если здесь останемся, большая часть из нас умрет, а другая обезумеет. Но настойка поможет...
– Надо связаться с остальными, пока они еще могут увидеть сигнал. – Рон посмотрел в подзорную трубу. Колесо уже подплыло к арке и теперь медленно разворачивалось, чтобы остановиться вплотную к ней.
– Я пошлю три лодки с приказом атаковать немедленно.
– Никаких лодок. Это займет слишком много времени. Дайте им сигнал: нападаем на арку. Прямо сейчас. Цель: спасти принцессу, больше ничего. Ну же, что вы стоите, мистер Дорин? Начинайте!
* * *
Когда гаерак схватил ее за волосы и принудил встать, Гельта, все еще связанная, чуть не потеряла сознание от боли и зашаталась.
Даже убийцы Эрзаца, даже темный акробат Оли Вырежглаз – все они являлись людьми, их желания были понятны ей, а Зараном Песком она смогла управлять... Но львы с Арок Фуадино оставались для принцессы загадочными существами, их мотивы, психика, причины их поступков были скрыты от нее в рыжем ядовитом тумане, окутывающем густо заросшую лозой арку.
Она знала, что своих детенышей львы царапают колючкой лозы, занося под кожу крошечное количество яда. Три четверти младенцев – а те рождались с виду совсем обычными, ведь гаераки, по сути, были людьми, не иным видом существ, как, к примеру, серапионы, – умирали. Оставшиеся под действием яда преображались навсегда, и внешне и внутренне.
Когда воин поднял принцессу на руки и прижал ее голову к шершавой, как пергамент, сухой коже, Гельта, ощутив идущий от него запах, потеряла сознание – запах этот, хотя и не был вонью, слишком уж отличался от привычного человеческого. К тому же яд проникал в ноздри и рот, тысячами колючек покалывал гортань, стеснял грудь, впускал в рассудок клубящиеся дымные образы, страшные крылатые силуэты демонов с рыжими глазами и клыкастыми пастями. И потому все время, пока ее несли, сначала по сплетенному из лозы мостку, а после по арке, сознание девушки то уплывало куда-то в мутную глубину, тонуло в ней, то выныривало к поверхности, но и тогда взору открывалось что-то незнакомое и пугающее: искаженные потоками рыжих пылинок силуэты, приземистые мохнатые шатры, распорки с сетями, торчащие из щелей в коралле колья, на которые были насажены крупные черепа, а после – костер, где на вертеле висело освежеванное человеческое тело. При виде него обессиленное от ужаса сознание нырнуло в рыжую муть глубоко-глубоко и надолго затаилось в глухой тишине, припав к илистому дну. А когда оно всплыло вновь, Гельта поняла, что висит, привязанная за лодыжки и запястья, между двух длинных кольев, установленных в самой высокой части арки, там, где заросли лозы были гуще всего. Здесь из рыжих они становились густо-коричневыми, почти черными, и шевелились на ветру, сухо шурша. Сквозь мириады пор, крошечных отверстий на гибких стеблях, яд сочился тончайшими, как волоски, струйками, облаком смерти окутывая арку. И каждая струйка шипела – слишком тонкий, неслышный для человеческого уха, звук этот, сливаясь с шипением других потоков, становился громче и отчетливее, будто тысячи змей ползали в лозе под ногами пленницы. Помутненному рассудку они и представились змеями, шевелящимся клубком скользких тел. Не в силах вдохнуть глубоко, лишь слегка втягивая воздух ноздрями и тут же выпуская его обратно, Гельта окинула себя взглядом. Платье с нее сорвали, оставив лишь надетые под ним короткие кружевные штанишки и туфли.
