Кто подменял малый вес большим,
Кто подменял малую меру большой мерой,
Кто, съев (что-либо, не принадлежавшее ему), не сказал:
«Я съел это», Кто, выпив, не сказал «Я выпил это»,…,
Кто сказал: «Я съел бы запретное»,
Кто сказал: «Я выпью запретное».
Социальное осознание Нанше далее проявляется в таких строках:
Чтобы утешить сирого, чтобы укрыть вдову,
Чтобы восстановить разрушенное для имеющего власть,
Чтобы обратить взор власть имущего к бедным…,
Нанше ищет сердца людей.
К сожалению, хотя верховные божества представлялись этичными и моральными в своем поведении, факт остается фактом, что, в соответствии с шумерскими представлениями о мире, они же в процессе установления цивилизации спланировали зло и ложь, насилие и подавление, короче, все аморальные и антиэтические модели поведения человека. Так, например, в списке ме, т. е. правил и предписаний, предназначенных богами для бесперебойного и эффективного функционирования космоса, есть не только те, что регулируют правду, мир, добродетель и справедливость, но и те, что правят ложью, ссорами, страданиями и страхом. Почему же тогда, возникает вопрос, боги сочли необходимым спланировать и создать грех и зло, страдания и несчастье, которые оказались настолько вездесущи, что какой-нибудь шумерский пессимист мог сказать: «Ни одно рожденное матерью дитя не безгрешно»? Судя по имеющемуся материалу, шумерские святые отцы в ответ на подобный вопрос, если бы он вдруг возник, готовы были признать свое неведение по этому поводу; воля богов и их побудительные причины бывали порой неисповедимы. Верный путь, которому должен следовать всякий шумерский Иов, – не спорить и не жаловаться на очевидную несправедливость судьбины, но взывать и рыдать, скорбеть и каяться в своих неизбежных грехах и ошибках.
Но дадут ли боги приют ему, одинокому и не очень нужному смертному, даже если он простирается ниц и смиренно погружается в искреннюю молитву? Наверное, нет, ответили бы шумерские учителя. Как им представлялось, боги подобны смертным правителям и озабочены более важными делами, чтобы обращать внимание на мелочи; и потому, как и в случае с царями, человеку нужен представлявший его интересы посредник, которого бы боги выслушали охотно и благосклонно. В итоге шумерские мудрецы придумали и развили представление о личном боге, подобии доброго ангела каждого индивида и семьи, своего рода божественного отца, опекающего их лично. И этому-то личному божеству страдалец раскрывал сердце в молитве и мольбе, и именно через его посредничество происходило разрешение его проблем.
Обо всем этом мы узнаем из недавно собранных под одной обложкой поэтических эссе о страданиях и покорности, теме, ставшей знаменитой в мировой литературе и религиях через библейскую Книгу Иова. Шумерское повествование никоим образом не сравнимо с последней по широте охвата, глубине проникновения или красоте выражения. Его основной ценностью является то, что оно является первой попыткой человека зафиксировать древнюю как мир и тем не менее крайне современную проблему человеческих страданий, осуществленную за тысячу лет до написания Книги Иова.
Основной тезис нашего поэта тот, что в случае страданий и напастей, независимо от степени их справедливости, у жертвы был единственно верный и эффективный выход: непрерывно славить бога и постоянно взывать к нему и скорбеть перед ним до тех пор, пока тот благосклонно выслушает его молитвы. Бог, о котором идет речь, – это «личный» бог, т. е. божество, которое, согласно убеждениям шумеров, действует как представитель и посредник человека в собрании богов. Чтобы подтвердить свою позицию, наш автор не чурается философских размышлений, правда в сугубо практическом русле. Он приводит пример: один человек, имя которого для верности не названо, был богат, мудр и праведен, по крайней мере, на взгляд со стороны, судьба благословила его друзьями и родней. Но однажды на него напала слабость и уныние. Нарушил ли он божественный порядок или богохульствовал? Вовсе нет. Он смиренно предстал в слезах и скорби перед богом и излил свое сердце в молитве и покаянии.
В итоге его бог был чрезвычайно доволен и растроган; он внял его молитве, отвел от него несчастья и обратил страдания в радость.
С точки зрения структуры поэму можно условно разделить на четыре раздела. Сначала идет короткое вступление, первые пять строк которого звучат так:
Да возносит постоянно хвалу своему богу человек,
Да восхваляет бесхитростно своего бога молодой человек,
Да скорбит живущий на этой простой земле,
В доме песни (?) да утешит (?) он своего друга и товарища,
Да успокоит его сердце.
Далее поэт вводит безымянного героя, который, будучи угнетен болезнями и несчастьями, обращается к богу в слезах и молитвах. Затем следует просьба страдальца, составляющая основную часть поэмы. Он начинает с жалоб на дурное отношение к нему со стороны людей – и друзей и врагов, продолжает сетованием на свою горькую жизнь, включая риторическую просьбу к своим родственникам и профессиональным певцам поступать так же; и завершает признанием вины и прямой мольбой о покое и отпущении грехов.
Я человек, я проницателен, но уважающий меня не благоденствует,
Мое правдивое слово представлено как ложь,
Лживый человек укрыл меня Южным Ветром,
Я вынужден служить тому,
Кто не питает уважения ко мне и позорит меня пред тобой.
Ты вновь ниспослал мне страдания,
Я входил в дом, и душа моя тяжела,
Я, человек, шел на улицу с подавленным сердцем,
Со мной, доблестным, мой верный пастух стал зол, смотрел на меня враждебно,
Мой другой пастух призывал злые силы на голову мне, который не враг ему,
Мой собрат не говорит и слова правды обо мне,
Мой друг извращает мое правдивое слово,
Лживый человек подстрекает против меня,
И ты, господь мой, не претишь ему.
(Три строки пропущены.)
Я, мудрый, почему я прикован к невежественным юнцам?
Я, проницательный, почему я слыву невеждой?
Везде пища, моя же пища – голод,
В тот день, когда всех наделяли долей, на мою долю выпало страдание.
(Десять строк пропущено.)
Мой бог, я пред тобой,
Хочу говорить с тобой…, слово мое – стон,
Я поведаю тебе об этом, посетую на горечь пути моего,
В смущении…,
(Три строки пропущены.)
Внемли, да не остановит мать, родившая меня, мои мольбы тебе,
Да не слетят с губ сестры моей счастливые песня и напев,
Да взывает слезно о бедах моих пред тобою,
Да возрыдает жена моя о муках моих,
Да оплачет судьбу мою горькую плакальщик!
Мой бог, день сияет ярко над землей, для меня день черен,
В ясном дне, добром дне есть… как…,
