Таким образом, бумага и письменность не были изобретением ацтеков; но ацтеки их усовершенствовали.
Тот факт, что у индейцев были книги и письменность, сильно поразил конкистадора. «Нужно столь многое обдумать, – написал Берналь Диас, – что я не знаю, как описать все то, что мы видели, те вещи, о которых никто никогда не слышал и не видел их раньше и которые не могли даже пригрезиться». Две такие книги были отправлены в Испанию вместе с первым полученным от индейцев золотом. К счастью, они попали в руки итальянского гуманиста Пьетро Мартире д'Ангьера, который тогда находился в Севилье; в переписке со сведущими людьми он упоминал о «таких книгах, которыми пользуются индейцы». Позднее, в 1570 году, в Мехико приехал доктор Франсиско Эрнандес, который не был церковнослужителем; он прибыл в качестве главного врача первой ботанической экспедиции в Новом Свете. В ходе его пятилетних исследований растений он увидел, как делают бумагу в Тепостлане: «Этим ремеслом занимаются много индейцев… Бумага затем шлифуется (при помощи шикальтетля), и ей придается форма листов». Этот шикальтетль представлял собой камень в форме утюга, который, когда его нагревали и прижимали к бумаге, закрывал в ней все поры и делал ее поверхность гладкой. Эта техника была более или менее похожа на метод европейских производителей бумаги в эпоху Ренессанса, которые шлифовали ее при помощи агата. «Она похожа на нашу бумагу, – писал он, – за исключением того, что их бумага белее и толще». Бумагу называли аматль, дерево – амакуауитль (буквально: бумажное дерево), вид фикуса.
У ацтеков символом аматль был свиток. Но были и другие виды бумаги. Желтая бумага, которую всегда продавали листами, поступала из города Амакоститлана, расположенного на реке Амакусак в штате Морелос. Ее делали из волокон дикой желтой смоковницы, Ficus petiolaris. Весь этот регион, расположенный в тропиках на высоте до 1500 м над уровнем моря, был центром производства бумаги в древней Мексике. Селение Итсаматитлан, находящееся в штате Морелос на реке Яутепек, было источником еще одного вида бумаги.
В своем почтительном отношении к бумаге ацтеки были похожи на китайцев, так как «все китайцы независимо от класса, к которому они принадлежат, – пишет Дард Хантер, – от знатного ученого… до самого неграмотного кули проявляли явное почтение к любому клочку бумаги». В большей или меньшей степени таково было и отношение к ней ацтеков.
По прибытии бумага поступала сначала к жрецам, писателям, художникам. Затем ее передавали на рынок, где ее покупали или обменивали. Там ее видел Берналь Диас: «Там была бумага, которую в этой стране называют аматль…» Саагун, наблюдательный монах-францисканец, в своем обширном труде об ацтеках (в главе под названием «Боги, которым поклонялись древние мексиканцы») рассказывает нам, что «богу торговцев Якатекутли (Иакатекутли)… они приносили в жертву бумагу… на идола Напатекли, покровителя плетельщиков тростниковых циновок, они надевали бумажную корону… а в его руках были цветы из бумаги». Каждый месяц ацтеков был посвящен какому-нибудь богу, которого «украшали полосками бумаги, покрытыми копалом и каучуком… и богиню, которая жила в доме солнца, они украшали бумагой». Так проходили религиозные отправления и текла жизнь, каждый этап которых нуждался в бумаге аматль. Даже в наше время потомки индейцев отоми остаются производителями подобной бумаги. Они делают свою бумагу из тех же самых растений, которые использовали ацтеки.
Рис. 54. 1) Бумажный свиток, прикрепленный к символу, обозначающему 8000; 2) желтая бумага, которую изготовляли листами и которая поступала из города Амакоститлана. Над бумагой – похожие на зубы символы тлан (селение); под ней – символ воды; 3) длинная полоса бумаги, свернутая в рулон (которая поступала из селения под названием Итсаматитлан) и изготовленная из волокон фикуса, листья которого имели форму кинжала (итцли)
В основном бумагу использовали для ведения родословных, судебных и земельных записей, так как в каждом районе города, или кальпулли, имелись свои земельные реестры и податные списки. Таких «книг» были сотни, возможно, тысячи штук. Берналь Диас пролистал некоторые из них, когда бродил по бесконечным анфиладам комнат во дворце Монтесумы. Он следовал за «учетчиком» и видел «все доходы, которые были получены… [и записаны] в его книгах, сделанных из бумаги, которую они называют аматль у него был целый дом, полный таких книг».
Те книги, которые не были уничтожены во время осады испанцами Мехико, погибли по-другому. По окончании завоевания Мексики Хуан де Сумаррага собрал все «книги», которые только можно было найти, особенно в «царской библиотеке» в Тескоко, расположенном к востоку от Мехико, и в «самой культурной столице долины Анауак, – писал Прескотт, – и величайшем хранилище государственных архивов». Сожжение книг монахами производилось так основательно, что в настоящее время уцелели лишь жалкие четырнадцать таких книг.
Как и все древние письменности, письменность ацтеков не была фонетической. С ее помощью было невозможно ни формулировать какие-либо общие высказывания, ни выражать абстрактные идеи. Только позднее ацтеки почувствовали необходимость перемен и начали подходить к зарождению слоговой фонетики. Это произошло бы, когда символами стали бы обозначать не картинки или даже понятия, а звуки. Но в 1519 году письменность ацтеков все еще была пиктографической. Спеленатая мумия была символом смерти; перемещения по дороге изображались отпечатками ступней; зрение изображал глаз, вылезший за пределы лица зрителя; речь символизировал колеблющийся язык; у горы был такой очевидный символ, что даже человек, не обученный читать ацтекские письмена, узнал бы его. Эти символы можно было сочетать таким образом, что если «запоминающий» хотел нараспев рассказать о каком-нибудь историческом событии, вроде «В году 2-Тростник (1507) Монтесума завоевал селение Истепек», то художник тлакуило сначала нарисовал бы год 2-Тростник, затем официально принятый символ Монтесумы; тонкая линия протянулась бы к горящему храму, а над ним появился бы рисунок-ребус для обозначения селения Истепека (обсидиановый нож на вершине горы).
В такой системе письма, естественно, не было алфавита. И все же ацтеки комбинировали ряд пиктографических элементов, часто абстрактных, чтобы передавать сложные значения. Таким способом, а также при помощи игры слов, цвета, положения рисунка они составляли потрясающее количество записей.
Источниками письма были промысел Божий и настоятельные потребности экономики. Это, по крайней мере, было справедливо в отношении Ближнего Востока. Первая шумерская письменность (около 5000 до н. э.) (видимо, несколько позже – около 3500 до н. э. – Ред.) развивалась так же, как и ацтекская. Доктор Х.С. Хук в «Истории техники» пишет, что на глиняной табличке рисовали голову коровы, хлебный колос, рыбу, курган; позднее их сочетали, и появлялись «первые попытки выразить словесные понятия». К 4000 (3500. – Ред.) году до н. э. у шумеров была уже слоговая азбука, список символов, насчитывающий от пятисот до шестисот знаков. Египетская письменность развивалась схожим образом. Стимулом, который содействовал развитию письменности, была необходимость записывать подати. В храмовых городах Ближнего Востока бога считали владельцем земли и живущих на ней людей, которые должны платить храмовому городу, жрецам, являвшимся наместниками бога на земле, за свое проживание.
