— Что? — удивился куценковский секретарь. — В каком смысле?
Макс предупредил:
— О местонахождении пока молчок.
— Это я Мире, — сказал Николас секретарю, охраннику
успокаивающе кивнул, воспитаннице сказал. — Впервые про такую слышу.
— А еще москвич, — разочарованно протянула она и засеменила
дальше — Утконос дернул за руку, чтоб не останавливалась.
— Так, с условиями закончили, — докладывал Игорек. — Теперь
представляют участников тендера. Первый — Мират Виленович… У вас порядок?
— Да, — ответил Фандорин, наблюдая за Мирой.
Какие крепкие у девочки нервы! Или, может быть, всё дело в
физиологическом детском оптимизме?
Казалось, Мира наслаждается этим смертельно опасным
променадом. Вертела головой во все стороны, что-то сама себе приговаривала.
Пыталась завязать беседу с камнеподобным Утконосом, не дождалась ответа и тогда
снова повернулась к Нике:
— Неужели это тоже Москва? Всё равно что центр в
Краснокоммунарске! А я думала, вся Москва — это такие улочки, где вместо
асфальта квадратные камни, и всюду магазины. А в них каждая фигнюшка, даже вот
такусенькая, стоит дороже, чем зарплата у Роберта Ашотыча.
В другое ухо нудил Игорек:
— …Закончил представитель ЗАО «Мед-прогресс», следующий
Ястыков. Потом еще «Петрофарм», и всё, начнется аукцион. Как у вас? Нормально?
— Да.
— Что? — спросил вдруг своего невидимого собеседника
(вернее, собеседницу) Макс. Его голос прозвучал чуть громче, чем прежде. —
Точно?…Понял.
— …Я говорила, не надо мне шарфик за триста пятьдесят у.е.
покупать, а Инга говорит, привыкай, — стрекотала Мира. — Я думала, в Москве все
цены такие, а вон, смотри, в палатке почти такой же шарфик, и всего пятьдесят
пять рэ.
Макс сунул телефон в карман. Что это могло означать?
— В чем дело? — спросил Николас.
— А? — спросил, Игорек.
— Всё нормально, — ответил Макс и тронул за плечо Утконоса.
— Шесть-шестнадцать.
Снова убрал руку в карман.
— Минутку, — быстро заговорил Николас в трубку. — Здесь,
кажется, что-то…
Увидел, как Утконос дернул Миру к себе, в его правой руке
блеснул металл. Ника хотел крикнуть, но в тот же миг что-то кольнуло его в шею.
Кимринская улица с грязно-серыми параллелепипедами домов
закачалась, Фандорин всплеснул руками, чтобы удержаться на ее скользкой
поверхности, запрокинул голову, и солнце ударило его прицельным огнем
безжалостных лучей прямо в мозг.
Магистр зажмурился и провалился в черноту.
* * *
Сознание вернулось к нему сразу, без каких-либо прелюдий.
Николас услышал мерный стук, открыл глаза, увидел белый потолок с трещиной
вдоль шва и рывком сел.
От резкого движения комната покачнулась, он испугался, что
снова, как на Кимринской улице, соскользнет по наклонной поверхности в черную
дыру, но, немного покачавшись, мир встал на место. Стук, правда, остался, он
доносился из открытой двери.
Комната была знакомая — та самая, откуда Мира разговаривала
по телефону с отцом.
— Что это? — кривясь, спросил Фандорин про стук,
отдававшийся эхом в затылке.
— Девчонка бесится, — мрачно ответил Макс. — Минут десять,
как очухалась. Сначала кричала, теперь просто в дверь колотится. Ничего, здесь
звукоизоляция.
Он стоял у окна и смотрел вниз, на улицу. Второй
расположился на стуле у двери, чистил ножом ногти.
— Обманули, — констатировал Фандорин.
— Это точно, — подтвердил Макс. — Кинуто красиво. Вам по
телефону что говорили?
— Кто? Секретарь Мирата Виленовича? Что идет представление
участников тендера.
— Ага, представление. — С кривой улыбкой Макс повернулся, но
лица его было не видно — сзади сияло солнце. — Мозги он вам пудрил, вот что.
Аукцион продолжался одну минуту. Назвали стартовую цену — восемьдесят
миллионов, Куценко сразу бухнул: сто. Всех заткнул. Продано! Ну, Жанна и
приказала: «Шесть-шестнадцать». Это значит, вернуть обоих на место. Такие дела,
Николай Александрович.
Николас затряс головой.
— Не может быть! Этого просто не может быть! Жанна врет! Ваш
работодатель нарушил договоренность!
Макс смотрел на Фандорина с сочувствием.
— Непохоже. Я с Жанной второй год работаю, никогда у нее
такого голоса не слышал. Еще бы, для нее это облом неслыханный. Сюда едет. Уже
два раза звонила с дороги. Вся на нерве, бешеная. Жалко мне вас. Ну вас то она,
наверно, просто пришьет, а на девчонке отыграется по полной. Жанна, она знаете
какая. Верно, Толь?
Утконос, которого, оказывается, звали Толей, не поднимая
головы, кивнул. С левой рукой он покончил, взялся за правую.
Николас пытался собраться с мыслями, но голова была какая-то
свежемороженная, мысли в ней прыгали, как пельмени в пачке, только что вынутой
из морозилки.
— Чем это вы меня?
— Стрельнул ампулой ликвозола. Ничего, мозги сейчас оттают.
Только чувствительность не сразу восстановится. Может, оно и к лучшему? — Макс
вздохнул. — Хотите вколю еще дозу, послабее? Пока она не приехала. Мало ли что
ей в голову взбредет. Не так больно будет. Помнишь, Толь, как она того, лысого?
Утконос снова кивнул.
— Я на что уж всякое повидал, и то после спать не мог.
Разговорчивый охранник передернул плечами, сел рядом.
У него в кармане зазвонил телефон.
— Я, — сказал он в трубку. — Всё нормально… Да, оба… Окей.
Фандорину пояснил:
— Она. На Дмитровское повернула.
Время уходило, неостановимо утекало меж пальцев. По
сравнению с чудовищем, которое неслось сейчас на север по Дмитровскому шоссе,
сторожившие квартиру убийцы казались Николасу чуть ли не добрыми знакомыми. По
крайней мере, один из них, в ком жестокая профессия не до конца вытравила
живое, человеческое. Ах, если бы поговорить с ним наедине, чтоб в двух метрах
не сидел этот угрюмый австралопитек со своим узким, длинным ножом!
Но выбора не было.
