- Зачем? - Настька кивнула на деревню. - Там ведь уже свои.
Приглаживая бороду, Лесник неопределенно ответил:
- На всякий случай. Ладно, топаем.
Они пошли дальше. Пахло недавно скошенной травой, облака немного разошлись, показалось солнце, и сразу ста ло чуть теплее, хотя сзади, от накрытого туманом поля, все еще тянуло холодом и сыростью. Настьку до сих пор не оставляло неприятное ощущение, будто в спину ей уставлен нечеловеческий взгляд - но с каждым шагом чувство это становилось слабее, а когда они достигли деревьев, и вовсе пропало. Немного воспрянув духом, девушка шагала рядом с Лесником, полной грудью вдыхала свежий осенний воздух и пыталась найти что-то знакомое в окружающем пейзаже. Пока что она не узнавала ни рощу справа, ни холм слева, ни саму деревню…
Вскоре они достигли древней грунтовки, дальше пошли по ней.
- Вспомнила, вспомнила! - вскрикнула Настька и указала на деревянный столб линии электропередачи. - Вот это. Вдруг выскочило в голове… И вон тот колодец тоже помню!
Высокий, почерневший от времени колодезный сруб стоял возле дороги. Миновав его, они вошли в деревню. Здесь давно не шли дожди, дорога была сухой и сильно пылила.
- Там дом бабы Нюры! - Настька крутила головой, жадно выискивая знакомые картины. - Она меня клубникой угощала. А там дед Пахом жил, видишь, синие наличники где? Он сам красил, а я помогала, но только измазалась вся! Теперь вон краска облупилась совсем…
Настька улыбалась воспоминаниям, а Лесник, наоборот, хмурился. Он снял с плеча ружье и нес в руках, иногда поворачивал на звук или движение, когда на краю дороги колыхалась ветка куста или ветер шевелил травой.
Не замечая настороженности проводника, девушка радостно показывала, вспоминая все новые подробности:
- А это скамейка, я дяде Мише помогала ее ставить. Один раз от дождя там пряталась, ливануло вдруг, до дому бежать далеко, так я и залезла под нее, а там щель была, и мне вода за шиворот попала. А за поворотом магазин будет, вон затем…
Десятки воспоминаний, радостных и не очень, теснились в голове, и даже самые грустные из них были окутаны каким-то светлым ореолом. Настька спешила дальше, не замечая, что все дома вокруг нежилые, что деревянные стены потемнели от времени, краска облупилась, окна разбиты, - не замечая, как на самом деле тоскливо и неуютно здесь.
Они прошли дом с синими наличниками, миновали избушку без крыши, покосившееся здание с маленькими окошками и вывеской над развалившимся крыльцом: «…П…ЕКА»…
Дорога повернула, огибая огород, заросший бурьяном по пояс. Лесник поднял ружье. Справа за выкрашенными зеленой краской заборами стояли два одинаковых дома, а по левую руку открылось большое здание с цоколем из крупного камня. Широкое окно, ржавые железные ставни, над ними жестяная вывеска: «ПРОДУКТЫ». Рядом на крыльце сидел здоровяк в камуфляжных штанах и черной майке, в руках у него был пулемет.
Глава 7. В СЕРДЦЕ МОГИЛЬНИКА
1
Видимо, по дороге излом передавил горло - Рамир незаметно для себя потерял сознание. А когда очнулся, первым делом удивился тому, что еще жив.
Излом крутился рядом, бренчал чем-то на крыльце. Цыган лежал на утоптанном мху перед избушкой, вросшей в землю по самые наличники. Стянутые за спиной запястье болели, ноги тоже были связаны. Рюкзак валялся в стороне, раскрытый, мутант уже покопался в нем. Рядом лежал автомат с завязанным узлом ремнем, в стороне - пистолет и снятые с бедра ножны. Разоружил, связал… так почему не убил?
- А я люблю свеженькое, чистенькое. - Хозяин повернулся, и Рамир увидел в его руках мясницкий тесак. На крыльце были разложены крючья для подвешивания и растяжки туши. - Пока туман тебя не высосет, тело горчить будет, так что я подожду, а чего же, куда мне спешить…
Говорят, изломы - телепаты почище контролеров, вспомнил Цыган.
В тумане все имело необычный вид, серая дымка скрадывала очертания, заставляя мозг домысливать картинку, и самые обыденные вещи казались странноватыми, какими-то неправильными. К примеру, сколько Рамир ни гнал от себя этот образ, хижина излома упорно казалась избушкой Бабы-яги. Просто подогнула свои куриные лапы, а сама хихикает за спиной… Он вздрогнул, кое-как обернулся. Дом как дом - низкая бревенчатая халупа… Затаилась, чертова тварь, прикидывается!
Рамир потряс головой. В затылке вспух алый шар, боль стрельнула между висками - зато сознание прочистилось. Все-таки действует на него эта пси-аномалия, исподволь в мозги заползает. Цыган повернул голову влево, потом вправо. Метрах в полутора от него лежал камень. А по левую руку в траве белела кость… человеческая кость! Поблескивающая, будто лакированная. Кость и камень… Надо что-то делать, время идет, пора выбирать… Рамир поймал взгляд излома и сморгнул. Припомнилось вдруг чужое и мудрое: «Времена не выбирают, в них живут и умирают. Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять, будто можно те на эти, как на рынке, поменять. Что ни век, то век железный…»
Словно заподозрив что-то, догадавшись о хитрости пленника, излом оставил свои крючья, подошел ближе. Глаза на невыразительном лице бегали из стороны в сторону.
- Покушать не хочешь пока? - спросил мутант, опускаясь на корточки. Длинная рука поползла к рюкзаку, вытащила нераспакованный брикет сухпайка, вернулась к хозяину. Излом сунул брикет под нос Цыгана. - Ням-ням? - сказал он, заглядывая в лицо.
«Что ни век, то век железный», - твердил про себя Рамир.
Водянистые глаза излома сузились, он нерешительно отодвинулся, уголки губ опустились. Видимо, не имея доступа к мыслям жертв, мутант терял уверенность в себе. А сталкер бубнил про себя, забивая скороговоркой всякие отчетливые мысли:
«Крепко тесное объятье, время - кожа, а не платье, глубока его печать…»
- Девушку убивать не хочешь? - выпрямившись, желчно спросил мутант. Теперь он куда меньше напоминал человека, этакого добренького дядюшку с трехдневной щетиной на впалых щеках. - А я тебе скажу, что придется. Слон ведь не простак, его не обведешь. А ты мечтал, как слиняешь от Умника да Слона перехитришь? Ха! Выходит, браток, ты еще глупей, чем я о тебе подумал поначалу!
«Ты себя в счастливцы прочишь, а при Грозном жить не хочешь?»
Обиженно надув губы, как ребенок, чья хитрость не удалась, излом отошел от сталкера и мстительно забренчал мясницкими крюками. Достал точильный брусок, демонстративно отвернувшись, стал править огромное лезвие тесака.
«Не мечтаешь о чуме флорентийской и проказе? - твердил Рамир, беззвучно шевеля губами. - Хочешь ехать в первом классе, а не в трюме, в полутьме?»
- Хочу, не хочу… - пробормотал излом. - А ты что же, не хочешь со мной разговаривать?… Ну и ладно. Обойдусь, тебе же хуже. Я-то давно тут живу, в Могильнике, мог бы присоветовать кое-чего, а то и рассказать об этой Крепости, куда девушку твою ведут. Я много чего знаю, многое видел, чего и не снилось твоим умникам…
