– Он черный, мой господин, – ответил страж, охваченный завистью.
Услышав эти слова, несчастный воин замолчал. Этим же вечером его мать прибыла в город, где он томился в плену. Она спросила людей:
– Почему звонят колокола?
– Милая дама, – ответил старик, – сегодня ночью скончался знатный пленник, которого содержали вон в той башне.
Женщина с опущенной головой подошла к башне. Ее седые волосы ниспадали на скрещенные руки. Подойдя к зданию, она сказала стражнику:
– Быстро открой дверь. Я пришла, чтобы увидеть моего сына.
Когда тяжелую дверь отперли, она упала на тело Брана и испустила дух.
На поле у Керлуана растет дуб, отбрасывающий тень на побережье и стоящий на том месте, где норманны бежали под натиском Эвена Великого. На этом дубе, листья которого сияют при луне, собираются птицы, как морские, так и те, что летают над сушей, как с белым, так и с черным оперением. Среди них – старый серый грач и молодой ворон. Птицы поют настолько прекрасную песнь, что само море затихает, чтобы послушать ее. Но грач и ворон молчат. Затем последний говорит:
– Пойте, маленькие птички, пойте, пойте, маленькие птички этой земли. Ведь, когда вы умрете, вы, по крайней мере, будете похоронены в Бретани.
Ворон – это, несомненно, изменивший облик Бран, ведь с бретонского языка это имя как раз именно так и переводится, а грач – вероятно, его мать. В древнейших бретонских текстах говорится о том, что умершие возвращаются на землю в виде птиц. Несколько аналогичных сюжетов описано в поэме о сэре Тристане. В них повествуется о посланнике, переодевшемся для того, чтобы оказаться в большей безопасности, путешествуя по чужой стране, о золотом кольце, используемом для того, чтобы доказать добросовестность гонца, бесчестном охраннике и смене белого и черного парусов. Первоначальная версия поэмы о сэре Тристане была написана в XII или XIII веке, и вполне вероятно, что в основе этих сюжетных линий лежат бретонские представления. Правда, мать при этом была заменена возлюбленной – вместо пожилой бретонской дамы в повествовании фигурирует Изольда. Действительно, отрывки, в которых описывается прибытие матери в страну норманнов и последнее в жизни Изольды путешествие в Бретань, куда она отправилась, чтобы помочь Тристану, мало чем отличаются друг от друга. Изольда также задает живущим там людям вопрос, почему звонят колокола, и один из старейших обитателей рассказывает ей о смерти ее возлюбленного, и, подобно бретонской даме, она бросается на тело того, кого потеряла.
«Этот фрагмент, – пишет Вильмарке, – со своей удивительной хладнокровностью может, без всякого сомнения, претендовать на армориканское происхождение». Но даже если эти слова справедливы, он не определил дату появления этого сюжета, благодаря которой можно было бы выявить время составления этой баллады. В любом случае его доводы не могут подтвердить бретонское происхождение цикла произведений о короле Артуре, так как заимствование значительно более характерно для баллад и сказок, чем он даже мог представить себе, работая над своей книгой в 1867 году. Оно заметно сильнее, чем какая-либо из собственных попыток Вильмарке адаптировать сюжет.
Однако он добавляет замечание одного из любителей древностей, высказавшегося об этой поэме, которое кажется нам значительно более интересным и, вероятно, намного более ценным, чем его собственные предположения. Он ссылается на фрагмент о том, что во время ужина перед матерью Брана играли арфисты. Арфа, пишет он, больше не пользуется популярностью в Бретани. Далее он задается вопросом: было ли так всегда? Почти не может быть сомнений в том, что в Бретани, как и в других кельтских странах, например в Уэльсе, Ирландии и Шотландии, в древнейшие времена арфа была одним из основных народных музыкальных инструментов. Довольно странным кажется тот факт, что позднее она была заменена бретонской волынкой, подобно тому как тот же инструмент сменил арфу горцев в Шотландии.
Фонтенель
Ги Эдер де Фонтенель, член семейства Бомануар, был одним из известнейших участников Католической лиги и, по словам одного современника, видевшего его в 1589 году, когда ему было около шестнадцати лет, стал довольно нетерпимо относиться к схоластическим ограничениям, продал свои книги и мантию, а на вырученные деньги купил меч и кинжал. Покинув колледж, он отправился в Орлеан, решив присоединиться к армии герцога Майеннского, предводителя французской католической партии. Но, вернувшись в родную Бретань, он встал во главе вооруженного восстания местных жителей, выступая от имени членов Лиги. Так как он принадлежал к знатной семье, был бретонцем и обладал достаточной силой духа, они охотно подчинились ему. Вскоре он претворил свои планы в реальность и начал грабить небольшие городки, захватывая в плен тех, чьи политические взгляды отличались от его собственных. Он держал в страхе Генгам, который был захвачен для короля, и осуществил вылазку в Леон, увезя с собой дочь леди Каделана, богатую наследницу, которой было всего лишь восемь или девять лет от роду. Этот эпизод Вильмарке передал в стихах на бретонском языке, уверяя читателей в том, что он был «обретен» его другом, графом де Кергариу. Считается, что Фонтенель встретил маленькую наследницу, когда та собирала цветы в канаве, у дороги.
– Скажи мне, малышка, – произнес он, – для кого ты собираешь эти цветы?
– Для своего молочного брата. Я его очень люблю. Но мне страшно, потому что я знаю – где-то рядом ходит Фонтенель.
– Ага, значит, ты знаешь этого ужасного Фонтенеля, дитя мое?
– Нет, господин, я не знаю его, но я слышала, что о нем говорят. В народе считают, что он очень злой человек и что он крадет молодых знатных девушек.
– Да, – ответил Фонтенель, засмеявшись, – и к тому же наследниц.
Он взял девочку на руки и посадил за собой на седло. Затем, сильно ударив шпорами по бокам своего коня, галопом поскакал в Сен-Мало, где заключил маленькую наследницу в монастыре, решив жениться на ней, когда ей исполнится четырнадцать лет.
Через несколько лет Фонтенель и наследница, ставшая к этому времени его женой, отправились во владения ее родителей в Каделане. У них был маленький ребенок, прекрасный, как солнечный день, и очень похожий на своего отца. Однажды сеньор получил письмо, в котором ему было приказано тотчас же явиться в Париж. Его супруга была безутешна.
– Не езди один в Париж, прошу тебя, – сказала она. – Ибо, если ты поедешь, я сразу же последую за тобой. Останься дома, молю тебя, а вместо тебя я отправлю посланника. Во имя Господа, муж мой, не езди туда, потому что ты не вернешься ко мне.
Но Фонтенель не обратил внимания на мольбы своей жены и, попросив ее хорошо заботиться об их сыне, пока его не будет, отправился в столицу. Некоторое время спустя он оказался в Париже и предстал перед королем и королевой. Он вежливо поприветствовал их, но они холодно смотрели на него, и монарх прямо сказал Фонтенелю, что тот больше никогда не вернется в Каделан, добавив, что в королевском дворце есть цепи, которых будет достаточно для того, чтобы удержать его.
