Первый немецкий пеший регимент численностью в 600 солдат был набран в 1576 г. В дальнейшем эта практика получила широкое распространение317, несмотря на то, что, как отмечал польский историк М. Плевшиньский, наемная армия негативно воспринималась основной массой шляхты и аристократии. Они видели в ней, и не без оснований, средство усиления королевской власти и насаждения абсолютизма, и отнюдь не случайно во 2-й половине XVI в. в шляхетской среде распространяется испанофобия (Испания Филиппа II для шляхты и магнатерии стала символом тирании и произвола. – П.В.)318. К тому же услуги наемной иностранной пехоты обходились польской казне чрезвычайно дорого, а без своевременной оплаты наемники воевали вяло и неохотно. Об этом свидетельствовали, к примеру, участники осады Пскова армией Стефана Батория319. Однако обойтись без набора иностранных наемников было невозможно хотя бы потому, что без пехоты вести полномасштабную войну было невозможно, а собственно польско-литовская пехота уступала по своим качествам наемной немецкой320. Не случайно венгерский аристократ Габор Бетлен в 1621 г. писал крымскому хану Джани-бек-Гирею II, что у поляков хороша только конница, тогда как собственная их пехота плоха и в ней они целиком и полностью зависят от императора, да и сами поляки полагали, что один немецкий пехотинец стоит двух польских321.
Стремясь получить достаточно боеспособные и в то же время независимые от позиции сейма воинские контингенты, Баторий продолжил начатую еще Сигизмундом II практику привлечения к службе короне украинских козаков. Впервые 300 конных козаков были приняты на королевскую службу коронным гетманом Ю. Язловецким еще в сентябре 1571 г., однако после 3-летнего существования отряд был распущен, так как платить обещанное жалованье было нечем. Баторий решил восстановить эту практику и здесь попытался придать козакам более или менее правильную организацию, введя их службу в определенные рамки. В 1578 г. по поручению короля князь М. Вишневецкий сформировал первый козацкий полк в 500 чел. (и еще 30 козаков составили почт поручика)322. По завершении Ливонской войны и этот отряд был также распущен, однако Баторий не оставил надежды использовать низовых козаков в интересах короны, тем более что из-за козачьих набегов постоянно возникали трения между Речью Посполитой, Крымом и Турцией. Примерно в 1583 г. король попытался реформировать низовое войско. «Сущность этой реформы, – писал украинский историк Д.И. Яворницкий, – состояла в том, что король ввел на Украйне так называемый реестровый список и в этот список приказал внести лишь 6000 человек козаков; за этими шестью тысячами правительство только и признавало право на существование козаков как свободного сословия… Внесенные в реестр 6000 чел. разделились на шесть полков…; каждый полк подразделялся на сотни, сотни на околицы, околицы на роты… Всем реестровым козакам определено было жалованье деньгами и сукнами; им были выданы особые войсковые клейноты (бунчук, булава, войсковая печать и знамя. – П.В.)…»323. Начальство над козаками было возложено на коронного «козацкого старшого», которого козаки именовали гетманом, полковых же полковников, сотников и есаулов козаки выбирали себе сами. Резиденцией гетмана был определен г. Трахтемиров, где находился постоянный гарнизон в 600 козаков и, кроме того, еще несколько сот козаков должны были нести постоянный караул за днепровскими порогами324.
Несмотря на сохранившиеся трения между козацкой старшиной и рядовым козачеством и коронными властями, Баторий и его преемник Сигизмунд III смогли в определенной степени «приручить» непокорное и своевольное низовое, запорожское козачество и поставить его на службу короне. Это было тем более важно, что козацкая конница и в особенности пехота, вооруженная огнестрельным оружием и длинными пиками-списами, по отзывам современников, отличались высокой боеспособностью. Так, Г. де Боплан писал, что козаки «…чрезвычайно крепкого телосложения, легко переносят холод и зной, голод и жажду; неутомимы на войне, мужественны и смелы, а скорее безрассудны, ибо не дорожат своею жизнью. Больше всего они обнаруживают ловкости и стойкости в сражении в таборе под прикрытием возов (ибо они очень метко стреляют из ружей, которые составляют их обычное вооружение) и при обороне укреплений; они недурны также и на море, но при езде верхом они не настолько искусны. Помню, мне случилось видеть, как всего 200 польских всадников обращали в бегство 2000 их наилучших воинов. Но правда и то, что под прикрытием своих таборов сотня козаков не побоится и тысячи поляков и даже [нескольких] тысяч татар. Если бы они были бы так же доблестны в конных сражениях, как в пеших, то, думаю, были бы непобедимы…»325.
Таким образом, в результате «нового курса» в сфере военного строительства польско-литовская военная машина в конце правления Сигизмунда II, при Стефане Батории и Сигизмунде III приобрела свой классический вид, в котором она просуществует до начала 30-х гг. следующего столетия. В это время, в период своего наивысшего подъема, армия шляхетской республики включала в себя, если не считать реестрового казачества, два основных компонента. Первый и наиболее боеспособный из них – это наемные постоянные войска (wojsko zaciezne), которые можно считать регулярными. Этой армии, содержавшейся за счет доходов с королевских владений (отсюда и его второе название – кварцяное войско), противостояло традиционное феодальное ополчение – посполитое рушение, генеральное или воеводское. К началу XVII в. оно практически утратило прежнее значение и, как отмечали авторы коллективных очерков по истории вооруженных сил Речи Посполитой, все чаще созывалось не для войны с внешним врагом, а для защиты «золотых шляхетских вольностей»326.
Помимо этих двух компонентов необходимо брать в расчет и такой пережиток Средневековья, как частные армии – королевскую гвардию и надворные команды магнатов. Королевская гвардия, отряды которой, содержавшиеся на личные средства короля, существовали издавна, при Стефане Батории была реорганизована на венгерско-польский образец. В апреле 1577 г. в ее состав входила гусарская хоругвь (79 коней), венгерская и татарская конные хоругви (соответственно 40 и 30 коней) и 600 наемных венгерских пехотинцев. В дальнейшем ее численность колебалась, порой весьма серьезно. Так, в 1588 г. она насчитывала 100 конных и 500 пеших гвардейцев, в 1601 г. – 1000 пехотинцев, а летом 1609 г., перед началом Смоленского похода, гвардия Сигизмунда III насчитывала 600 гусар, шляхетскую хоругвь в 150 коней, 100 казаков, 300 татар и пехоты 400 мазуров и 800 венгров – итого 1150 конницы и 1200 пехоты. О размерах же надворных магнатских команд позволяют судить следующие цифры: под Обертыном в 1531 г. гетман Я. Тарновский располагал собственной надворной командой в 229 чел., в 1560 г. Иероним Ходкевич выставил 1000 всадников, а тремя годами позднее Миколай Радзивилл – 2000. В 1567 г. в собранном Сигизмундом II литовском войске магнатские почты составили 26 % – 7361 конный и пеший воин от набранных 28 056 чел. Свое значение магнатские войска сохранили и в середине XVII в. Так, князь И. Вишневецкий постоянно имел под рукой от 1,5 до 2 тыс. надворных войск с артиллерией, а в случае необходимости мог выставить в поле до 6 тыс. бойцов. Столько же личных войск имел литовский гетман Я. Радзивилл – больше, чем литовское кварцяное войско, и князь Д. Заславский, а С. Любомирский мог выставить в поле до 5 тыс. бойцов. В сражении с татарами под Охматовом в 1644 г. польско-литовская армия составляла 19 130 чел., в том числе 3550 чел. кварцяного войска, 4000 реестровых казаков и 11580 чел. надворных команд магнатов327.
