Таким образом, подводя общий итог, можно с уверенностью сказать, что и в Европе, и в Турции основные закономерности первого этапа военной революции прослеживаются достаточно отчетливо. Другое дело, что переход на второй этап на Западе по историческим меркам закончился намного быстрее, а в Турции в силу сочетания как объективных, так и субъективных факторов он затянулся и в конечном итоге остался незавершенным. Поэтому картина военной революции в Турции оказалась «смазанной», а тяжелые, можно даже сказать, катастрофические неудачи османов в борьбе с европейцами в XVIII – 1-й четверти XIX в. затмили их прежние успехи. Эти же неудачи способствовали дальнейшему отставанию османского военного дела от европейского. В итоге переход османов ко второй и третьей стадиям военной революции произошел слишком поздно, фактически в середине XIX в., когда исправить положение было уже практически невозможно. Момент для завершения военной революции и перехода на более совершенные принципы организации военной машины, который Турция имела в 1-й трети XVII в., был безнадежно упущен. В 1-й половине XIX в. Османская империя окончательно превратилась в «больного человека» Европы, объект притязаний великих европейских держав, разделом наследства которого они всерьез озаботились.
ГЛАВА IV
Русское военное дело и его развитие во 2-й половине XV – начале XVIII в
§ 1. Русское военное дело накануне «Великой пороховой революции»
Возникновение в конце XV в. на востоке Европы сильного Российского государства стало неожиданностью не только для современников. И сейчас, спустя полтысячи лет после того, как его первый государь Иван III стал именовать себя «Иваном Божиею милостью государем всеа Руси и великим князем Владимирским, и Московским, и Новогородским, и Псковским, и Тверским, и Югорским, и Пръмскы, и Болъгарским и иных»551, причины столь быстрого возвышения незначительного на первых порах Московского княжества и превращения его в могущественное государство продолжают вызывать споры среди историков. Как писал отечественный историк Ю.Г. Алексеев, «…в отличие от наиболее развитых стран Запада она (Северо-Восточная Русь. – П.В.) встала на путь централизации на другом, более раннем этапе развития феодальных отношений (выделено нами. – П.В.). На Руси во второй половине XV в. еще не только не сложился капиталистический уклад (как в тюдоровской Англии), но и не было сколько-нибудь заметных ростков новых буржуазных отношений (как во Франции Людовика XI)…»552.
Загадка образования единого Русского государства, не разрешенная и по сей день, вынуждает историков искать порой самые неожиданные и нетрадиционные объяснения «несвоевременному» возникновению Российского государства. Однако какие бы ни выдвигались мнения относительно особенностей его становления и развития, несомненно одно – война сыграла в этом огромную роль. Находясь на стыке Запада, Востока и Византии, на краю Великой Степи, откуда из века в век с пугающей регулярностью накатывались волны кочевников, «народов незнаемых», Русь всегда испытывала внешнее давление. Оценивая положение Московского государства в XV–XVI вв., В.О. Ключевский отмечал, что в итоге роста территории оно было поставлено «…в непосредственное соседство с внешними иноплеменными врагами Руси – шведами, литовцами, поляками, татарами. Это соседство ставило государство в положение, которое делало его похожим на вооруженный лагерь (выделено нами. – П.В.), с трех сторон окруженный врагами…»553.
В таких условиях Россия поневоле превратилась в «государство сражающейся нации» (по выражению А. Смирнова554). Потому совершенно справедливо высказывание российского историка В. Лапина: «Победы и поражения российских вооруженных сил сыграли большую роль в формировании национального самосознания…»555. Без преувеличения можно сказать, что история России – во многом это история ее армии. Вместе с тем приходится с сожалением признать, что история русского военного дела, в особенности допетровского времени, изучена крайне слабо, если не сказать более того. Возможно, невнимание отечественных историков к военно-историческим проблемам было унаследовано от русской классической историографии, которой было присуще некоторое пренебрежение к изучению вопросов военной истории России и тем более окружавших ее стран. Как само собой сложилось мнение, что это прерогатива историков-военных. Последние же, как метко заметил британский историк Ф. Тэллетт, и в XIX, и ХХ в. были, как правило, преподавателями военных училищ и академий. К изучению военной истории они подходили обычно весьма прагматично – в ней искали прежде всего рецепты побед. Отсюда и их стремление преподать своим ученикам примеры того, как нужно правильно планировать операции, руководить войсками, использовать разные рода войск и виды оружия и т. д., и т. п.556. Потому и писали историки-военные, за редким исключением, историю войн, а не военную историю, что отнюдь не одно и то же. Военные и гражданские историки как досоветского, так и советского времени, занимаясь подчас близкими проблемами и вопросами, говорили об одном и том же на разных языках. К этому можно добавить, что процессы изменений в русском военном деле (особенно это касается периода до XVIII в.) рассматривались, да во многом и продолжают рассматриваться сами по себе, или в полном отрыве, или в очень слабой связи с теми переменами, что имели место в это же время за пределами России. Между тем совершенно очевидно, что, несмотря на все трудности, контакты между Русью, Россией и внешним миром никогда не прерывались и Русская земля никогда не пыталась уподобиться Китаю или Японии в их стремлении самоизолироваться, возвести между собой и внешним миром непроницаемый «бамбуковый занавес». Поэтому исследовать историю русского военного дела в отрыве от изучения процессов развития военного дела в той же Западной Европе было бы неправильно и ошибочно. И поскольку в предыдущих главах мы рассмотрели, как проходила «Великая пороховая революция» в странах, бывших соседями Русского государства, зададимся вопросом: а можно ли приложить концепцию М. Робертса и Дж. Паркера к России, к ее реалиям? На наш взгляд – да, можно!
Однако, прежде чем подробно расписать ответ на поставленный вопрос, буквально несколько слов о тех условиях, в которых русским приходилось искать ответ на военный вызов со стороны как Запада, так и Востока. И хотя многие историки несколько пренебрежительно, свысока относятся к влиянию природно-климатического и географического фактора на развитие общества и государства, однако трудно не согласиться с мнением, что длительное время, вплоть до Нового времени и даже позже, именно они были одними из наиболее важных и весомых557. Для обществ с низким уровнем развития производительных сил особенности природно-климатических условий оказывали большое, если не определяющее, воздействие на развитие экономики. Она же, в свою очередь, влияла на эволюцию политических и общественных институтов, присущих данному обществу. И поскольку природные условия России существенно отличались от тех, что были в Западной Европе, развитие военного дела в России в конце Средневековья – начале Нового времени неизбежно должно было иметь существенные различия от аналогичных процессов в соседних государствах.
Сама по себе постановка этой проблемы не нова. Еще С.М. Соловьев обратил внимание на особенности природы Восточно-Европейской равнины, оказавшие большое влияние на складывание русской государственности и общества558. «…Природа для Западной Европы, для ее народов была мать; для Восточной Европы, для народов, которым суждено было здесь действовать – мачеха…» – этот вывод маститого историка представляется верным и по сей день559. Холодная и долгая русская зима с ее снегами, метелями и морозами давно уже стала притчей во языцех. В Западной Европе даже в период так называемого «малого ледникового периода», приходящегося на конец Средневековья – начало Нового времени, климатические условия все равно были не в пример благоприятнее, чем на территории коренной России560. Добавим к этому «тощие» почвы, с которыми приходилось из века в век иметь дело русскому крестьянину, чрезвычайную бедность полезными ископаемыми, в особенности цветными металлами, отсутствие полноценного выхода к морю, удаленность Русской земли от основных торговых коммуникаций, ее незащищенность от вторжений извне какими-либо серьезными природными препятствиями (морями, горами и пр.), редкое население, рассеянное по огромной территории, – и описание тех стартовых позиций, с которых России приходилось начинать соревнование со своими соперниками, можно считать законченным.
