Когда французские реакционеры несправедливо обвинили еврея капитана Альфреда Дрейфуса, половина нации выступила на его защиту. Жорж Клемансо и Анатоль Франс приняли участие в этом деле, Эмиль Золя опубликовал свое знаменитое J’accuse («Я обвиняю»), в котором обвинил французское правительство в коррупции. В годы восхождения Гитлера к власти фильм о Дрейфусе шел в Германии несколько месяцев, но никто не связал то, что случилось с несчастным французским капитаном, с тем, что происходило в Германии. Миллионы немцев исступленно кричали «хайль!» Гитлеру за его антисемитизм. Послевоенную Германию сотрясали скандалы со взятками и коррупцией среди высшего чиновничества. Если бы после каждого такого скандала мы истребляли пять или шесть миллионов немцев, то сколько бы их осталось сегодня?
В британской Лейбористской партии есть евреи – члены парламента, есть евреи и среди парламентариев-консерваторов, но отважится ли кто-нибудь назвать еврейским консервативное или лейбористское правительство Великобритании? Кто в Великобритании или в Соединенных Штатах говорит о марксизме как о еврейском движении? Марксизм всегда анализируют и судят по его достоинствам и недостаткам. Некоторым это учение импонирует, некоторым – нет, но его нигде не называют еврейским, как в Германии. Почему? Потому что в Великобритании и Соединенных Штатах антисемитизм пренебрежимо мал. Еврейский писатель Роберт Энрикес говорил в 1957 году, что англо-еврейское отношение к жизни и британские традиции честности и достоинства никогда не будут потворствовать антисемитизму. Еврейский писатель Дэвид Дайхес, выросший в Эдинбурге, говорил, что ему не приходилось сталкиваться в Шотландии с антисемитизмом. Английский писатель Т.Л. Джармен говорил, что англичанин действует эмпирически, учится методом проб и ошибок и знает, как достигать компромиссов; напротив, немец находит все это весьма трудным и обременительным. Если немец считает нордическую расу лучшей, то он должен подавить все остальные расы, а если ему не нравятся евреи, то он должен их истребить.
Почему? Гете, как обычно, знал ответ: «Общие идеи (так Гете называл идеологию) и большое самомнение всегда приводят к великим несчастьям». Томас Манн соглашается с ним и говорит, что немцы «слишком послушны» и «слишком охотно полагаются на теории». Манну было что сказать о своем народе. В 1930 году, пытаясь в очередной раз предостеречь немцев от заразы национал-социализма, он спрашивал, является ли их поведение немецким. «Существует ли в немецкой душе такой слой, где уютно чувствует себя весь ее фанатизм, вакхическое безумие, оргиастическое отрицание разума и человеческого достоинства?» После разгрома Германии Манн сказал, что «немецкая душа наполнена ядом отчуждения, склонна к провинциальной грубости, неврозу и скрытому сатанизму. Это состояние ее (немецкой души) сознания всегда отличалось чем-то непристойно зловещим, чем-то скрытным и необъяснимым, своего рода тайным демонизмом». Немцы, считал Манн, только казались людьми XX столетия; в действительности они до сих пор принадлежат готическому Средневековью. В немецкой атмосфере «прочно удержалось состояние умов, характерное для последних десятилетий XV века, истерия по умирающим Средним векам, что-то сродни скрытой духовной эпидемии, тайного союза немцев с демоническими силами». Этот мотив проходит через все содержание «Доктора Фаустуса», посвященного, по сути, пакту Германии с дьяволом в 1933–1945 годах. «Сатанинская сделка, имеющая целью завладеть всеми сокровищами мира, захватить власть над ним, пусть даже на короткое время, пусть даже ценой спасения собственной души, кажется мне самым типичным проявлением немецкой натуры». Когда Гитлер объявил, что война может закончиться либо уничтожением Германии, либо Великобритании, он сказал также, что вопреки мнению сэра Уинстона Черчилля уничтожена будет именно Британия, и попросил сэра Уинстона на этот раз – только на этот раз – поверить ему, ибо он говорит теперь как пророк. Но как мог вестник дьявола быть истинным пророком?
5. Лютер
Политическая катастрофа Германии началась с Лютера. Сказав это, мы не имеем намерения вмешиваться в вековой, до сих пор не утихший спор между католиками и протестантами, как не собираемся давать оценку деяниям Лютера. Уместно будет лишь сказать, что немецкие католики убеждены в том, что без Лютера история Германии была бы иной, а ее судьба – счастливее.
Эразм писал Лютеру 30 мая 1519 года, что вежливостью и обходительностью можно достичь большего, чем насилием и ненавистью. Но Лютер не внял увещеванию. Десять лет спустя Эразм сказал: «Когда вы станете свидетелями потрясающих мир катаклизмов, вспомните, что Эразм предсказал их». Через двести пятьдесят лет Гете констатировал по поводу Французской революции: «То, что когда-то делал Лютер, Франция делает сейчас, в наше беспокойное и трудное время. Она подавляет миролюбивую культуру». Эти слова, говорит Томас Манн, показывают, что в XVI веке Гете был бы на стороне Эразма. Манн соглашается с обоими. После разгрома Гитлера Томас Манн дважды, с горечью, граничившей с отчаянием, повторил, что «если бы Лютер не восстановил церковь», то Германия избежала бы Тридцатилетней войны, религиозного раскола, истребления значительной части населения, культурной и политической катастрофы. За несколько десятилетий до того, как были написаны эти слова, романист Вильгельм Раабе в своем рассказе о Германии XVI века сказал: «Раскол германской нации стал благодеянием для мира, но несчастьем для нашего отечества».
В многочисленных книгах можно прочесть, что Лютер был недоволен злоупотреблениями церкви. Но уже в 1522 году преемник трех, не отличавшихся приверженностью к христианским заповедям пап папа Адриан VI, устами своего нунция в Нюрнберге, публично пообещал в рейхстаге реформировать церковь и очистить ее от скверны. В 1523 году нунций зачитал рейхстагу письмо папы Адриана VI. Папа осудил Лютера за то, что тот считает себя самым мудрым человеком в Европе, а сам тем временем погружает религию в смуту. Папа снова призвал к мирному переустройству церкви. Бог, утверждал папа, наказал церковь за грехи многих прелатов и священников; непотребные вещи творились даже в самом Ватикане. Папа обещал сделать все, что в его силах, для очищения Ватикана и всей церкви, но призывал к терпению; беды, накапливавшиеся много лет, невозможно устранить за один-два дня.
Если бы Лютер действительно хотел восстановить церковь, то в тот момент он мог бы одуматься, но вместо этого он объявил благочестивого папу антихристом. Его устами, утверждал Лютер, говорит сам Сатана. Такая грубость была отличительной чертой языка Лютера. Когда в 1538 году папа Павел III опубликовал меморандум о планируемой церковной реформе, Лютер назвал его авторов лжецами, зарвавшимися плутами и проклял папу именем «его бога – дьявола». В памфлете «Против римского папства» Лютер допускает еще более непристойные выражения: «Его Чертейшество, папа-осел с ослиными ушами, римский гермафродит, папа содомитов, отброс дьявола». Томас Манн говорит о специфически лютеранской холерической неотесанности, пылающей необузданной яростью грубости и называет Лютера не только врагом Рима, но и врагом Европы, к тому же ярым националистом и антисемитом. Германизм в своем чистом состоянии вызывает потрясение и страх. Революционер и реакционер в одном лице Лютер был типичным представителем Средневековья и, как таковой, непрестанно боролся с дьяволом и догматически верил в демонов. Его дьявол, так же как и дьявол Фауста, есть типично немецкая фигура. Томас Манн склонен считать противопоставление народной грубости и цивилизации, антитезу Лютера и Эразма, неизбежной. Гете сумел подняться над этим противоречием. Когда Томас Манн сказал это публично, немецкие лютеранские епископы, никогда не выступавшие против гитлеровских гонений на евреев, начали яростно протестовать. До сего дня ни один немец не позволит никому сказать худого слова о таких немецких героях, как Лютер, Бисмарк, Вагнер, Ницше и Гинденбург.
