Томас Манн тоже лютеранин, и когда он писал эссе о лютеранине Лессинге, то хорошо сознавал, что является его духовным наследником. Манн не слепой, он понимает, что Лютер является создателем современного немецкого языка, который был бы немыслим без лютеровской Библии. Поэтому Манн называет Лютера «величественным воплощением германского духа» и хвалит за то, что тот сумел сломать схоластические оковы и возвестить – во многом против своей воли – наступление эры разума и свободных философских суждений.
Лютеранская писательница Рикарда Хух тоже с большой похвалой отзывалась о немецкой Библии Лютера, добавив, что без нее не было бы таких великих немецких писателей и поэтов, как Лессинг, Гете и Шиллер. Однако о памфлете Лютера «Против евреев и их лжи» Рикарда Хух – в период варварской гитлеровской тирании – говорила, что некогда Лютер считал евреев самым благородным из народов, ибо среди них воплотился Бог, но затем самым ужасным образом переменил свое мнение. Вот что говорил Лютер в этом и другом своем памфлете «Шем амфора»: «Сжигайте их синагоги, изымайте и уничтожайте их книги, включая их Библию. Евреи должны быть принуждены к подневольному труду. Если они осмелятся произнести имя Божье, доносите на них властям или мажьте коровьим навозом. Моисей говорил: «Не терпите идолов!» Будь он жив, он первым бы сжег их храмы. Пусть они последуют за ним и вернутся в свой Ханаан. Я бы предпочел быть свиньей, нежели еврейским Мессией». Еще в одном месте: «Что нам делать с этим развращенным и мерзким народом? Я предлагаю вам самим выбрать: их синагоги и школы должны быть сожжены огнем, их дома и жилища следует разрушить до основания, мы должны уничтожить их молитвенные книги и их Талмуд, который учит их всех идолопоклонству, лжи, кощунственной порочности, их раввинам под страхом смерти должно быть запрещено учить, иудеям же следует запретить ездить по нашим дорогам и ходить по нашим улицам». В то время император Максимилиан опросил по этому поводу нескольких экспертов, включая знаменитого исследователя Библии Иоганнеса Рейхлина. Рейхлин защитил евреев, сказав, что в их литературе нет ничего преступного и что они имеют право исповедовать свою религию. Современник Лютера швейцарский реформатор Генрих Буллингер был потрясен грубым языком Лютера и назвал его языком свинопаса, а не пастыря человеческих душ. Профессор Риттер защищает Лютера, утверждая, что он действовал не по расовым, а по религиозным и нравственным мотивам. Но, вероятно, еврею, которого убивала разъяренная толпа, было не до тонких идеологических разногласий. Многие историки пишут о катастрофических последствиях деятельности Лютера. Он вырыл пропасть между Германией и Западной Европой, высвободив германский иррационализм. Ряд некатолических богословов, социалисты и политики – Карл Барт, Рейнгольд Нибур и Дин Инге – называли Лютера одним из главных вдохновителей национал-социализма. Австрийский историк Хеер писал: «Тот, кто хочет понять причину полного отсутствия терпимости, гуманизма, религиозной, духовной и политической свободы в протестантской части Германии и Европы, должен оценить влияние мнения Лютера об Отце».
Различные лютеранские авторы сегодня обвиняют Лютера и в других вещах. Рикарда Хух говорит, что Лютер называл правителей земных государств наместниками Бога и что «германские князья с готовностью и радостью примкнули к этому новому учению». Профессор Вильгельм Рёпке говорит, что «влияние учения Лютера на политическую, духовную и социальную историю Германии нельзя назвать иначе как катастрофическим. Реформация Лютера несет главную ответственность за разделение политической и частной жизни в Германии, а учение Лютера о зле привело к непротивлению немцев безраздельной власти государства, к утрате интереса к политике и к покорному повиновению правителям». То же мы видим в «Фаусте», когда один из персонажей начинает петь:
Всей Римскою империей священной
Мы долго устоим ли во Вселенной?
А его собутыльник не хочет ее слушать, возражая:
Дрянь песня, политический куплет!
Благодарите Бога, обормоты,
Что до империи вам дела нет
И что другие есть у вас заботы.
Эти слова стали девизом философа Шопенгауэра, который яростно выступал против революции 1848 года, так же как в последующие годы и Рихард Вагнер, который, побыв короткое время революционером, объявил затем, что демократия не соответствует германскому духу. Много лет спустя Гитлер скажет, что демократия – это изобретение грязных евреев. Писатель-романтик Э.Т.А. Гофман говорил, что художника не должны волновать современные ему политические события. Ницше с гордостью именовал себя последним неполитизированным немцем. Но он не был последним неполитизированным человеком среди германских писателей. Таким был и Томас Манн, энергично, не без пессимизма отстаивавший свою позицию во время Первой мировой войны. К чести Томаса Манна, он переменил свое отношение, чтобы предупредить своих соотечественников об опасности политической отстраненности. В «Чудесной горе» устами демократа Сеттембрини Томас Манн говорит, что все на свете есть политика. Но немцы не прислушались к Манну в период между двумя войнами. Двадцать лет спустя писатель бросил немцам этот упрек, констатировав: «Немецкая культурная идея, лишенная политической воли и демократии, самым ужасным образом обрушилась на нашу голову».
Философ Леопольд Циглер в 1925 году говорил об «этой нации врожденного протестантизма», избитой, как бродячая собака, и покорной, как уличный нищий. После второго разгрома Германии Фриц Фишер писал о немецком протестантизме и немецкой политике XIX века, подытожив последствия учения Лютера: из-за своей сильной веры в первородный грех Лютер был весьма пессимистично настроен в отношении человека и мира, исключая всякую возможность оптимистического развития истории. В то время как народы Запада видели грех в злоупотреблениях власти, немецкие лютеране считали грехом революционные выступления против власти. Это отношение Фишер прослеживает у многих немецких мыслителей от Лютера до Ранке.
Это признает даже профессор Риттер. В пессимизме отношения Лютера к миру, говорит Риттер, «кроется опасность остаться пассивным перед лицом злых сил мира. Аполитичное благочестие Лютера обнажило свои катастрофические последствия в XIX веке – в слишком тесных отношениях между троном и алтарем, то есть прусскими королями и лютеранской церковью, которая выказала слишком слабое понимание стремления нации к политической ответственности и слишком большую покорность в отношении монархии Гогенцоллернов. Лютеранская церковь XIX века представила тошнотворные доказательства простодушного союза катехизиса, монархизма и прусского милитаризма».
Она представила еще более возмутительные доказательства своего незатейливого простодушия в XX веке. Знаменитый поэт и романист лауреат Нобелевской премии Герман Гессе сказал, что «немецкие лютеранские пасторы массово перешли на сторону Гитлера вместе со своим Богом». Самые тошнотворные доказательства услужливости были даны многими лидерами протестантской церкви в Третьем рейхе. Вот выдержки из дневника ревностного лютеранина писателя Йохена Клеппера: «8 марта 1933 года. Антисемитизм стал невыносимым», «11 марта 1933 года. Что принесла с собой эта широко разрекламированная национальная революция? Атмосферу погрома», «30 марта 1933 года. Я твердо верю, что Господь открыл свое таинство в евреях, и могу лишь с печалью наблюдать, как церковь мирится с тем, что происходит». В это же время, 27 января 1934 года, лидеры всех немецких лютеранских церквей опубликовали следующее: «Находясь под неизгладимым впечатлением от встречи с рейхсканцлером, руководители лютеранской церкви заявляют о своей единодушной преданности Треть ему рейху и его фюреру. Они энергично осуждают все интриги, всякую критику государства, нации и [национал-социалистического] движения, каковая может подвергнуть опасности Третий рейх». В дневнике Клеппера мы находим следующую запись: «Церковь – шаг за шагом – сдает свои позиции. Воистину, начался суд над Домом Божьим. Церковь отныне боится государства, а не Бога». Еще одна запись: «Мы все глубоко удовлетворены тем, что сказал пастор Визе об ужасном падении церкви в том, что касается отношения к евреям в Третьем рейхе».
