Шмитт председательствовал на проходившем в октябре 1936 года совещании профессоров правоведения, на котором обсуждался вопрос тлетворного влияния еврейской юриспруденции. Штрейхер прислал совещанию приветственную телеграмму, а Франк, обращаясь к собравшимся профессорам, сказал, что ожидает, что они станут истинными борцами за пробуждение расового духа в научных исследованиях и создадут науку, которая будет служить народу, так как исходит из народных глубин. Ученым повезло, сказал Франк, что они живут и работают в творческую эпоху германизма, в эпоху Адольфа Гитлера.
Профессор К. Клее утверждал, что еврейские юристы оказали «тлетворное влияние на теорию и практику уголовного кодекса», так как рекомендовали гуманные наказания, утверждая, будто тюрьмы должны быть местами перевоспитания, а не голого наказания. «Но, к счастью, излишняя гуманность была отменена национал-социализмом». Профессор Карл Зигерт сетовал на то, что немцы не видят пока всей картины смертоносного влияния евреев. Профессор делал все, что было в его силах, для устранения этого губительного пробела, говоря о пропасти, разделяющей немецкую и еврейскую юриспруденцию. Профессор утверждал, что беспримерный еврейский индивидуализм обусловлен расовыми особенностями, что еврейская духовность ставит своей целью погружение в область «чистого духа». Евреи превозносят идеи гуманизма с одной целью – наложить лапу на чуждые им национальные культуры. «Но теперь мы, наконец, устранили евреев из теоретической и практической юриспруденции и уничтожили еврейское превосходство. Но перед нами стоит более величественная цель – полностью уничтожить еврейскую власть, искоренив всякое воспоминание о еврейском духе из нашей юриспруденции». Шмитт призвал сообщество нацистских юристов всегда помнить «каждое слово, сказанное Адольфом Гитлером о евреях в «Моей борьбе», ибо фюрер «революционизировал наше знание, тогда как до него оно было затуманено и, по вине евреев, лишено направляющей идеи». Остается лишь удивляться, почему Шмитта не привлекли к ответственности как нацистского преступника и не осудили. После войны он назвал себя христианским Эпиметеем, а когда ему напомнили о его преступном поведении, ответил весьма характерно: «Моим научным изысканиям нечего бояться на духовных форумах, мне нечего скрывать и не о чем жалеть. Путь к познанию духа может оказаться ошибочным, но сам дух остается духом, несмотря на все свои ошибки и заблуждения».
Писатель Теодор Пливье в «Берлине», третьей части трилогии о поражении Германии на Востоке, рисует портрет гитлеровского профессора Хассе (вероятно, это намек на вождя пангерманистов, носившего ту же фамилию). Берлин охвачен огнем, а профессор Хассе жалуется лишь на всеобщее пораженчество, тупость украинской прислуги и называет дьяволом в человеческом облике не Гитлера, а Черчилля.
Некоторые профессора вели себя еще хуже. Философ Франц Зикс в апреле 1944 года заявил, что физическое уничтожение восточноевропейских евреев лишит евреев биологического резерва. За выдающиеся заслуги Гиммлер произвел его в обергруппенфюреры СС. Представ перед судом, Зикс говорил, что убийства евреев не были постыдным злодеянием, потому что совершались по приказу фюрера. Зикс был приговорен к длительному тюремному заключению, но был очень скоро освобожден. Профессор Шапннер изобрел метод получения мыла из жира человеческих трупов. Профессор Гирт просил прислать ему сотню еврейских скелетов для пополнения коллекции и дал подробные указания, как отделять голову от туловища. По его инструкциям были убиты 115 евреев – узников концлагеря Штутгоф.
Профессор Вальтер Шрейбер рассказал в Нюрнберге о секретном совещании германского Главного командования, состоявшемся в июле 1943 года. На совещании присутствовали и ученые. Новая обстановка на фронте, сложившаяся после поражения под Сталинградом, требовала новых способов ведения войны, например бактериологической. Был учрежден особый комитет, и профессора Шуман, Рихтер, Клейве и другие принялись разрабатывать эти новые способы. Председателем комитета стал профессор Бломе. Правда, ученые не успели развернуться, так как русские скоро подошли к Познани, и профессорам пришлось уносить ноги так быстро, что они даже не успели уничтожить следы своей деятельности. Но другие профессора успели больше. Профессор Карл Гебхардт выполнял операции на черепах живых русских военнопленных, которых убивали на разных этапах операций, чтобы изучить последовательность изменений в костях черепа. Осенью 1943 года профессор Хольцлёнер и доктор Крамер сообщили о результатах опытов на заключенных концентрационного лагеря Дахау. На беспомощных евреях, поляках и русских производили самые разнообразные эксперименты (воздействие большой высоты, замораживание, заражение малярией, отравление сульфанилцианидами, опыты по регенерации костной и мышечной ткани, воздействие морской воды, стерилизация, пятнистая лихорадка, газовая гангрена). Насколько мы знаем, в роли нордических героев здесь выступали профессора Гебхардт, Шиллинг, Мруговский, Шрёдер, Розе, Эппингер. После войны они были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Французский суд приговорил профессоров Брикенбаха и Хаагена к двадцати годам тюрьмы каждого за опыты над заключенными концлагеря Штутгоф. Профессор Александр Митчерлих заявил после войны, что в этих преступлениях приняли участие 350 профессоров и врачей. Профессор Георг Хоман писал: «Эти эксперименты не имели ничего общего с наукой. Даже в Третьем рейхе существовали законы о жестоком отношении к животным. Но ведь эти профессора издевались не над животными, а всего лишь над человеческими существами. В древние времена жрецы Ваала приносили человеческие жертвы богу Дагону, и мы считаем это варварством и первобытным культом».
В марте 1933 года Томас Манн говорил о беспримерной трусости немецких университетов, смертельной для чести германского духа. В 1937 году Манн писал: «Немецкие университеты несут свою долю ответственности за совершающиеся преступления. Они позволили взойти на своей почве беспощадным силам, опустошившим Германию морально, политически и экономически».
Сравним теперь постыдное и преступное поведение более чем тысячи профессоров и университетских преподавателей с мужественным поведением горстки студентов (Ганс и Инге Шолль, Кристоф Пробст и Александр Шморелль), выступившей против Гитлера. Эти студенты распространяли в Мюнхенском университете листовки с протестом против «этого государства с его безумным духом истребления». Эти молодые герои лишились жизни под топором палача. Немецкое имя будет опозорено навеки, писали они, если немецкая молодежь, наконец, не восстанет, не сметет с лица земли палачей и не отыщет путь в новую духовную Европу. Вместе с ними был казнен их старший товарищ профессор Карл Хубер, сказавший в лицо судьям, что если бы все поступили как он, то «в нашу страну вернулись бы порядок, безопасность и уверенность в завтрашнем дне. Каждый морально ответственный человек должен вместе с нами возвысить голос против правления голой силы, попирающей справедливость, против произвола, попирающего нравственность. Мои намерения и мои дела будут оправданы неумолимым ходом истории». История оправдала их.
Язычество
«30 января 1933 года мы объявили об отложении нашей нации от Бога». Эти слова мы находим в секретном дневнике писателя Теодора Хеккера. Папа Пий XI в своей энциклике Mit brennender Sorge («С жгучей заботой») (1937) обратился к тем, кто обожествляет расу, государство или правителя государства, извращает порядок вещей, созданный Богом. Он объявил ересью высказывания о «национальном Боге и национальной религии» и назвал безумием «ограничивать Бога, творца Вселенной, пределами одной нации, кровной узостью отдельной расы». Но миллионы немцев продолжали кричать: «Хайль Гитлер!», «Мы благодарны нашему фюреру!». В сентябре 1938 года Пий XI принял паломников из Бельгии и сказал им о немецком антисемитизме. Он зачитал паломникам некоторые главы из Библии и сказал со слезами на глазах: «В мире нет ничего лучше этих слов. Как может христианин быть антисемитом? Ни один христианин не может иметь ничего общего с антисемитизмом, ибо все мы семиты в духовных делах».
