Одна из самых печальных глав послевоенной истории Германии – это отношение к Нюрнбергскому процессу. Отец Макс Прибилла, член суда присяжных, еще в апреле 1933 года публично процитировал слова блаженного Августина: «Запоздалая справедливость немногим лучше разбоя», а кардинал граф фон Гален повторил эти слова в проповеди 6 сентября 1936 года. Немцы не слушали этих людей, пока продолжалось гитлеровское тысячелетие, а сейчас не дают себе труда прочитать многочисленные тома нюрнбергских протоколов или, по крайней мере, заключения немецких же экспертов.
Немцы предпочитают слушать тех твердолобых и необучаемых политиков и журналистов, которые наперебой высказывались о Нюрнбергском процессе с 1945 по 1957 год. Геринг, сказавший 4 марта 1933 года: «Мое дело – не соблюдать справедливость, а истреблять и уничтожать», впоследствии произнес: «Мы проиграли войну. Это наше военное преступление». Генерал Гудериан сказал, что в Нюрнберге судили «защитников Европы». «Можно что угодно говорить о злодеяниях Гитлера, но если мы оглянемся назад, то увидим, что он защищал Европу». Генерал Рендулич, еще один пылкий поклонник Гитлера, сказал: «Все приказы, объявленные незаконными в судах наших бывших врагов, были приказами Гитлера, то есть это были не просто приказы – это были законы государства». Поэтому Рендулич охотно употребляет словосочетание «так называемые военные преступники». Эмануэль Шефер, эсэсовский офицер, доложивший Гитлеру, что «Югославия свободна от евреев», лично ответственный за смерть шести тысяч еврейских женщин и детей, был приговорен к шести с половиной годам тюрьмы. Немецкий судья сказал тогда, что подсудимый был слишком слаб, чтобы противостоять злу. Советник Радемахер, виновный в расстреле тысячи трехсот евреев в Югославии, получил три года пять месяцев.
Оглянемся назад и вспомним, что говорили некоторые немцы много лет тому назад. Профессор Адольф Лассон писал в 1871 году: «Мечта о законе, устанавливающем отношения между государствами, о законе, стоящем над государствами, – мечта глупая и бессмысленная, порожденная трусостью и ложной сентиментальностью». Профессор Герхард Риттер, процитировавший это высказывание после Второй мировой войны, добавил: «Такие высказывания особенно высоко ценились в военных кругах. Историк Генрих Трейчке говорил в восьмидесятых годах XIX века своим студентам о божественном величии войны». Один из бесчисленных гитлеровских писак написал в 1934 году, что похожие законы рождаются лишь в головах представителей похожих рас и что невозможны никакие параллели между законами национальными и законами международными. Всякое право обусловлено расой, а поскольку все расы разные, то невозможен свод законов, одобряемый всеми. Другой гитлеровский автор сказал в 1936 году, что «не мечты людей без расы могут быть основанием реалистичного международного права, а расовая упорядоченность человечества… Требуется большое мужество, чтобы отбросить устаревшие международные идеи. Национал-социализм применяет такой подход ко всем аспектам нашей жизни».
Разумные немцы, естественно, придерживались совершенно иных взглядов. Й.К. Блунтчли, один из самых известных юристов своего времени, писал в 1878 году: «Другие государства имеют право вмешиваться, руководствуясь международными законами, когда «права человека» нарушаются в ущерб расе».
Теперь вернемся к Нюрнбергскому процессу, о котором доктор Ойген Когон, сам проведший семь лет в гитлеровских концентрационных лагерях, сказал после войны: «Немецкая нация должна читать протоколы этого трибунала с объективностью, которой всегда гордилась. Нация должна открыть для себя правду, содержащуюся в этих протоколах, и спросить себя: как мы дошли до этого? Как такое стало возможным? Что нам теперь делать?»
По разным поводам судьи Нюрнберга цитировали Гаагскую и Женевскую конвенции, в которых четко определены правила ведения войны. Судьи растолковали всем политикам и генералам, что можно делать во время войны, а чего делать нельзя. На случай сомнений, каковые могли бы возникнуть в будущем, в конвенции записано следующее: «Впредь до выработки всеобъемлющего кодекса законов высокие договаривающиеся стороны считают необходимым и правильным заявить, что в случаях, не включенных в одобренные ими постановления, мирные жители и военнослужащие остаются под защитой и верховенством принципов национального права, в том виде, в каком они сложились на основании правоприменения среди цивилизованных народов, исходя из законов гуманности и примата общественной совести». Судьи обратили внимание на пакт Келлога – Бриана от 27 августа 1928 года, подписанный Германией, согласно которому, как подчеркнул в 1932 году американский государственный секретарь Стимсон, война объявляется вне закона.
Никто в Германии не позаботился объяснить все это широкой публике. В умах немцев, похоже, застряли только мелочные парадоксы, к которым прибегали в Нюрнберге немецкие адвокаты. Профессор Яррейс, который благополучно забыл, что миллионы немцев, невзирая на предостережения, в свое время исступленно кричали «Вся власть фюреру!», говорил судьям, что вся власть в стране принадлежала Гитлеру, и его приказы были обязательны для исполнения всей иерархией Германского государства. Не важно, что тот или иной приказ Гитлера мог не соответствовать международному праву. Профессор Яррейс очень сожалеет, но таково было действительное положение дел. Доктор Серватиус высказал мнение, которое разделяли доктор Тома и доктор Штанер, о том, что Германия вела войну не на жизнь, а на смерть, и это потребовало переоценки всех ценностей – вспомним Ницше! – и отказа от приверженности международному праву.
Немногочисленные немецкие эксперты опубликовали свое мнение относительно правомочности Нюрнбергского трибунала, но не смогли вызвать интерес у широкой публики. Профессор доктор Герберт Краус сказал, что ни один порядочный и нравственный человек не может сомневаться в том, что ужасные преступления, выявленные и доказанные в ходе Нюрнбергского процесса, «вопиют о наказании перед Богом и людьми». Злодеяния, в которых обвиняли военных преступников, все без исключения являются актами, которые считаются преступлениями по законам всех цивилизованных государств. Профессор доктор Вильгельм Греве тоже говорил, что Нюрнбергский трибунал имел дело с актами, которые были не только безнравственными, но и преступными и наказуемыми в согласии с буквой закона. Бывший премьер-министр Баварии доктор Ганс Эхард сказал: «Эти преступления должны быть наказаны в соответствии с законами большинства государств, включая и Германию. Какой стыд видеть неопровержимые доказательства того, как трусливая, собачья покорность последователей Гитлера и безумие растоптали все честное и гуманное, уронив престиж Германии». Доктор Август фон Книрим напомнил немцам, что, согласно Ливию, римляне наказали своего полководца Квинта Племиния за его военные преступления против локров во время Второй Пунической войны. Ливий цитирует слова локров: они называли Племиния «смертоносным чудовищем», превратившим в Племиниев всех легионеров и центурионов. «Они грабят, воруют, ранят и убивают. Они насилуют женщин, девушек и детей, которых вырывают из родительских объятий». Локры говорят, что есть боги и они накажут преступников. Опять же, в 1474 го ду судьям в Брейзахе не понадобилось кодифицированное международное право, чтобы приговорить к смерти Петера фон Хагенбаха, который, будучи наместником Карла Смелого, «попрал ногами все Божеские и человеческие законы»; обвиняемому не помогли ссылки на то, что он выполнял приказы своего сюзерена.
