– Тридцать? Ха-ха! Тридцать! Ха-ха-ха! – захохотали все покемоны хором. – Тридцать! Ой, обхохочешься! Ха-ха-ха-ха!
– Колян, ты чего, совсем того? – диким голосом заревел Жирный, так что душа Ника, который оказался-таки совсем и не Ником, сжалась, как гармошка. – Тридцать! Это тебе бабушка «Спокойной ночи, малыши» включала, когда ты под стол пешком ходил! – ещё громче заревел покемон. – А соседям ты «AC/DC» на сколько врубал? Чё молчишь? Забыл, что ли?
– На пятьдесят, – дрожащим голосом еле слышно проговорил Ник.
– Ах, так уже на пятьдесят? – Жирный просто зарычал от распиравшего его наслаждения. – А может всё-таки на семьдесят, так чтобы не только соседям, но и всему двору было слышно?
Любитель громкой музыки молчал, потому что оцепенел от дикого ужаса, охватившего его.
– Ну, что же! Начнём с пятидесяти! – скомандовал Жирный, и все покемоны, как один, издали ужасный звук, напоминающий звук сирены, от которого Нику показалось, что голова его вот-вот лопнет, как мыльный пузырь.
– Нет, так не пойдёт! – взмахом своей лапищи-кувалды остановил сирену руководитель «бэнда». – Это совсем тихо, никакого кайфа! Музон должен бить по мозгам! Только тогда он может быть в кайф! Семьдесят! – последовала очередная команда, которую так ждали дрожавшие от нетерпения покемоны-ударники.
От звука, наполнившего барак, Нику показалось, что теперь он весь разорвётся на куски, и от его грешной души ничего не останется.
– Мало! – снова заревел Жирный. – Кайфа нету! Врубай ещё больше! Давай! Давай!
То, что последовало за этой командой, описать словами уже невозможно. Это были, как говорится, адские муки, но понять, что это означает, может лишь тот, кто обрёк себя на них.
Все души, подвешенные в этом бараке, были любителями громкой музыки. Они на полную мощность включали свои музыкальные центры, когда находились дома, а в дороге затыкали уши наушниками и врубали музон до предела, чтобы наслаждаться кайфом от бьющих по голове ударников. Это пагубное пристрастие и привело их в барак покемонов-ударников.
Табу было снято! Все покемоны отрывались на голове Ника, зарабатывая новые очки. При этом они не переставали издавать звук, похожий на звук сирены, который рвал душу на куски. Нику хотелось упасть и рассыпаться в прах, но плечики поддерживали его в устойчивом положении, и удары сыпались на его несчастную глупую голову со всех сторон без остановки, и самое страшное было в том, что этому уже никогда не будет конца.
Звуки вырывались из барака через входную дверь и достигали того места, где притаились Ваня с Машей, принося им тоже немалые страдания.
– Ну, тебя ещё продолжает тянуть туда? – тихо спросил Ваня.
– Да, – Машу трясло от полученного «наслаждения», – но я не хочу туда! Помоги мне! Я тоже любила громкую музыку и проводила много времени в наушниках! Только долго оставаться в них я не могла из-за появлявшейся головной боли. Но, несмотря на это, я всё равно снова и снова включала музыку на полную громкость. Помоги мне! Я не хочу туда!
– Получается, не было бы счастья, да несчастье помогло, – среагировал Ваня и скомандовал: – Поднимайся на колени. Уходим на четвереньках. Ты – впереди, я – за тобой. Чтобы ты не сбежала, я буду держать тебя за ногу. Движемся, не спеша, начиная с правой руки. Всё поняла?
– Угу, – промычала Маша, – и их нелёгкий путь к отступлению начался.
13
– Давай немножко отдохнём, не могу больше, – простонала Маша и упала на землю, как куль.
– Видишь, какая ты слабая, а ещё ищешь приключения на свою голову, – Ваня тоже был не прочь немного отдохнуть.
– Честное слово, я не виновата. Эту тягу невозможно описать словами, она – сильнее меня. Я ничего не могла с собой поделать.
Придя немного в себя, любительница громкой музыки повернулась на бок и посмотрела на своего друга.
– А тебя что, совсем не тянуло ни в первый, ни во второй бараки? – спросила она.
– Нет, – немного подумав, ответил Ваня. – Мы с мамой жили от зарплаты до зарплаты, поэтому у нас не было возможности пристраститься к конфетам, тортам и пирожным. Мы вообще ели мало. Мама часто постилась и меня старалась приучить к постам, поэтому у меня не было ничего общего со сладкоежками, собравшимися в первом бараке.
– Везёт тебе, – тяжело вздохнула Маша.
– И плейера у меня не было, – продолжал Ваня. – Бабушка как-то хотела сделать мне такой подарок на день рождения, но мама её отговорила. Она считала, что хождение в наушниках – очень неполезное занятие. Человек затыкает себе уши и отгораживается от окружающего мира, тогда как цель человеческой жизни – служить ближнему. И ещё она говорила, что грохочущая в ушах музыка отбивает у человека мозги. «Береги то, что получил даром от Бога, оно не твоё, и ты не имеешь права его губить», – любила она повторять.
Ваня говорил и говорил, но ему даже в голову не приходило, что он, как ни странно, всё это помнит. Он говорил и не замечал, что потерянная память стала возвращаться к нему.
– А я знала мальчика, который весь день ходил в наушниках. Он не снимал их, когда ел, и даже когда разговаривал с другими.
– Вот где будет радость покемонам-ударникам, когда он появится здесь, – сочувственно подытожил Ваня.
– Да, какой глупый! – согласилась Маша. – А знаешь, он ещё думал, что он меломан.
– Да, уж! Дуриман, а не меломан, – сказал Ваня и оглянулся по сторонам, опасаясь погони дозора покемонов.
– Точно, – Маша тихонько рассмеялась.
– Эй, ты мне это прекращай, – оборвал её Ваня.
– Что? – испугалась она.
– Смеяться, что?
– Ой, я никак не могу привыкнуть к тому, что здесь смеяться нельзя, а ты так смешно говоришь. – Маша задумалась, а потом тихо спросила: – Вань, всё-таки я не могу понять, что плохого в том, что люди любят сладости?
– Знаешь, не зря ведь врачи говорят, что соль и сахар – белые враги человека. И у сладкоежек больше вероятности заболеть диабетом, страшной болезнью, медленно убивающей человека. Так что, как ни крути, а ничего хорошего в этих сладостях нет.
– Но это, если их много есть. А если понемножку? – защитница пирожных не сдавала своих позиций.
– Видел я твоё «понемножку»! – сказал Ваня. – Железная лапа целую гору перед тобой наложила!
Маша скривилась от жутких воспоминаний.
– Я думаю, – продолжал Ваня, – что пирожные и громкая музыка сами по себе злом не являются. Всё дело в их количестве.
– Это как? – не поняла Маша.
– Злом они становятся тогда, когда человек теряет способность управлять собой, позволяя пристрастию управлять им.
– А что такое пристрастие? – переспросила Маша.
– Это влечение, против которого человек не может устоять. Короче, это тяга. Вот как у тебя к этим баракам.
