Мы перебрались через край, спустили вниз рюкзаки и сокровища, сложили их на середину плота. Потом спустили новые весла, сделанные из обломков деревянных стропил. За спинами у нас раздался грохот и скрежет машин. Мы увидели, как проулки заполняются людьми в ярких касках. Послышались голоса. Ян держал канат, пока мы перепрыгивали через уже высокую воду на плот, потом отвязал его и сам прыгнул следом. Прилив вынес нас из Черной Грязи, и мы тронулись в обратный путь вверх по течению.
На другом берегу по дорожкам ехали велосипедисты и шли пешеходы. Они нас не видели. Ни один к нам не обернулся.
— Отличный денек для речной прогулки! — крикнул Январь.
— Безнадега, — добавил он, когда реакции не последовало.
— Наверное, они нас не видят, — сказала я.
— Как не видят?
Я вспомнила, что говорил Уилсон Кэйрнс: присматривайся, смотри не отрываясь, а то ничего не увидишь.
— Наверное, они не присматриваются.
— Ха! — Он замахал руками. — Эй, вы, там! Отличный денек для речной прогулки!
Но они по-прежнему крутили педали, бежали, шли…
Мы оставили позади Черногрязский причал, миновали еще несколько заброшенных пристаней на подступах к городу, районы сноса, районы новой застройки. Мы проплывали мимо огромных щитов, изображающих мир, каким ему предстоит стать. Плот кренился и качался. Попадал в завихрения и водовороты. Темная вода просачивалась сквозь двери. Мы промокли. Небоглазка держалась за меня перепончатыми пальцами. Затаила дыхание, когда мы проплывали мимо пивных, клубов и ресторанов Нортона. Теперь люди с берега смотрели на нас. Казалось, мы перестали быть невидимками. Парочки, держащиеся за руки. Семьи.
Стайки мальчишек и стайки девчонок. Небоглазка пригибалась и пряталась за мою спину:
— Это все привидения! Привидения!
Сюда прилив не достигал, река текла медленно. Мы проплыли под высокими стальными пролетами красавца-моста. Он вел к деловым кварталам, к городскому замку, к собору с колокольней, к скоплению зданий, современных и старинных, каменных и деревянных, бетонных и стеклянных. Город гудел и жужжал вокруг нас, будто живой.
Небоглазка то закрывала руками глаза и уши, то отнимала руки, чтобы видеть и слышать.
— Боишься? — шепнула я ей.
— Боюсь, — откликнулась она.
Но в ее расширенных глазах был восторг. Постепенно она распрямилась, откинулась назад, посмотрела с изумлением на мост, на небо, на мир вокруг. Смотрит и все ахает, повторяя:
— Чудесно. Чудесно, Эрин, чудеснее чудесного.
Часть третья
«Белые врата»
1
Возвращение к исходной точке. Мы гребли сквозь завихрения и водовороты. Лавировали среди плавучего мусора. Нас согревало солнце. Река несла нас над темным дном, под бесконечным небом. Вместе с нами она несла домой наши истории. Небоглазка. Небоглазка. Девочка, которая должна была утонуть в море, девочка, спасенная из ила, девочка-рыбка-лягушка, которая глядела, улыбалась и в сердцевине каждого предмета видела небо. Она схватила мою руку:
— Эрин. Эрин, ты будешь заботиться обо мне, моя самая наилучшая подруга?
А я все улыбалась и улыбалась. Мы подошли к причалу, плот дернулся и завертелся. Нас окатило темной водой. Я не сводила с нее глаз, пока мы подгребали ближе. Я не сводила с нее глаз, пока мы, ухватившись за причальные столбы, вытягивали плот на сушу. Она не улетела, не растворилась в воздухе, не исчезла. Она по-прежнему крепко держалась за меня перепончатыми пальцами. Она улыбалась водянистыми глазами. Январь привязал швартовочный канат. Мыш первым полез наверх. Потом я. Я задержалась на полдороге.
Ян передавал мне рюкзаки и коробки с Небоглазкиными сокровищами. Я передавала их Мышу, пока мы не выгрузили все. Январь стоял одной ногой на плоту, другой — на причале. Он подтянул канат. Подождал, пока сойдет Небоглазка.
Она посмотрела вверх, на меня. Никто — ни слова. Смотрим, ждем. Плот качается, тихо поскрипывая. Голова у меня кружилась. Я видела, как вода забирает Небоглазку обратно. Видела, как поднимается волна, смывает ее с плота и уносит обратно в море. Это был мираж, видение. Я очнулась, а Небоглазка так и сидит на корточках на плоту, на золотых буквах и красном проклятии Января. Дрожит и кусает губы. Потом она закрыла глаза. Вода плескала ей на колени.
— Вылезай! — говорю.
— Вылезай! — поддержал Мыш.
— Ты же храбрая, Небоглазка! — говорю.
— Храбрее храброго! — подхватил Ян.
Робкая улыбка пробежала по ее лицу, по губам и щекам. Она открыла глаза, встала, схватила меня за руку. Шагнула ко мне с плота, и мы стали вместе карабкаться наверх.
— Уф! — выдохнула она. — Уф!
И вот мы сидим на бывшем причале. Январь хохочет. Перегнулся через край, отвязал канат и, зажав конец в кулаке, удерживает дергающийся плот.
— Ну и дела! — говорит. — Мы собирались уплыть далеко-далеко. А ведь отсюда видно, где мы были!
И правда. Все это время мы были в двух шагах от исходной точки. Над руинами у Черногрязской набережной виднелись краны. Наверное, люди в ярких касках уже шли по типографии. Может быть, в эту самую минуту они открывают дверь в комнату охраны и видят Дедулю. Может быть, они уже застыли в недоумении, зашептались, начали выдумывать истории.
Плот дергался, натягивая канат в руках Января, стремясь вырваться.
— Отпусти его! — сказала я.
— Просто отпустить?
Глаза у него расширились.
— Просто взять и отпустить?
— Ага. Просто взять и отпустить.
Он подергал за канат и усмехнулся:
— Тогда его кто-нибудь найдет, да? И отправится в собственное приключение!
— Ага. Так что отпускай.
Он протянул мне канат:
— Подержи!
Январь спустился на плот, присел на корточки, достал нож и давай выцарапывать буквы на олифе.
— Что ты делаешь? — кричу.
— Если кто вздумает им воспользоваться, надо их предупредить. Я пишу инструкцию. — Он стал проговаривать слова вслух. — Нужно взять с собой: ножи, фонари, еду, смену одежды. Нужно быть смелым и сильным. Нужно…
Он обернулся и посмотрел на меня.
— Нужно взять с собой верного друга! — крикнула я.
Он быстро нацарапал это и снова повернулся ко мне.
— Нельзя уплывать в одиночку! — крикнула я.
Он нацарапал и это.
— Еще что?
Я посмотрела на него сверху. Плот дергал канат у меня в руке и рвался на свободу.
— Друга, которому ты можешь доверить свою жизнь! Друга, с которым пойдешь на смерть!
