В целом оценка советской национальной политики, реализованной в завершающий период Великой Отечественной войны, сформулированная на германской стороне, была достаточно точной. Нацисты считали, что политика СССР имела сходство с политикой дореволюционной России, однако воздействие первой было более сильным, потому что она использовала «коммунистические лозунги, которые часто маскировались под “национальные”», с помощью которых «возможность деморализации других наций стала гораздо сильнее, чем у царской политики». Политика советского руководства по отношению к «нерусским» народам оценивалась следующим образом: «В Москве… видят большую угрозу в национальном вопросе. Большевистское правительство не смогло устранить националистические претензии отдельных народов… Для ослабления национальной силы нерусских этнических групп постоянно осуществляется переселение нерусских народов с их родины» (упоминались украинцы, белорусы, кавказцы, карелы и др.)
{1677}.
Таким образом, советская национальная политика на оккупированной и освобожденной территории СССР в заключительный период войны была масштабной — в первую очередь, ввиду необходимости исправления тяжелой морально-политической ситуации на западных территориях страны. На оккупированной территории советская политика была связана с противодействием германской политике, включая попытки властей Третьего рейха использовать в антисоветских целях местный национализм и расширить рамки коллаборационизма народов СССР. После освобождения оккупированных территорий советская политика была направлена на борьбу с местным национализмом — в первую очередь в Прибалтике и на Западной Украине.
Советская национальная политика проявила значительную вариативность — в первую очередь, путем выравнивания возникшего в предыдущие периоды крена политики в сторону усиления национального фактора. Усиление «советского патриотизма» и коммунистической идеологии служило борьбе с местным национализмом, «низкопоклонством перед Западом» и другими негативными проявлениями в сфере национального вопроса. Во-вторых, в советской политике произошло угасание антигерманской составляющей, что было связано с долгосрочными планами советского руководства в послевоенной Германии.
§ 2. «БОРЬБА ЗА НОВУЮ ЕВРОПУ»:
Политика Германии — попытка разжигания гражданской войны в СССР и ее провал
В заключительный период Великой Отечественной войны политика германских властей на оккупированной территории СССР была направлена, прежде всего, на тотальную военную мобилизацию населения. Для этого в национальную политику были внесены определенные корректировки. В первую очередь, была доработана доктрина «Новой Европы» как «сотоварищества всех народов», в котором «господствует единый принцип: европейская общая польза стоит выше собственной национальной пользы». Очевидно, что последнее утверждение расходилось с идеологией германского национал-социализма и доктриной «Германия превыше всего». Нацистские власти указали, что «уважение народов является непреложным законом, на основе которого мы устанавливаем взаимоотношения с ними»
{1678}. Таким образом, в свете поражений Германии нацистское руководство предприняло попытку перестроить свою политику, отказавшись — хотя бы формально — от расизма и шовинизма, с целью привлечь на свою сторону население оккупированных территорий. Для народов СССР борьба за «Новую Европу», по замыслу германских властей, должна была превратиться в «гражданскую войну против большевизма»
{1679}. Пропаганда «Новой Европы» велась нацистами даже среди военнослужащих Красной Армии
{1680}.
Воплощение в жизнь политики разжигания «гражданской войны» для русского населения выразилось в «популяризации всеми средствами русского национально-освободительного движения и РОА»
{1681}. При вербовке в коллаборационистские формирования применялись «националистические» лозунги — призывы сражаться за «свободную, национально-трудовую и независимую Россию», «служить русскому народу, спасая его от неминуемой гибели, которую ему подготовил большевизм»
{1682}. Национально-патриотическая доктрина советской политики была провозглашена «тактической хитростью», которая помогает руководству СССР «сохранить свою власть» через «одурачивание русского народа… новым обманом о “родине”». Германская пропаганда утверждала о сохранности «национального духа» в русском народе, несмотря на его «одурманивание советским гипнозом». Пропагандистские материалы утверждали, что «наиболее тяжелая ноша в борьбе с большевизмом пала на плечи русской молодежи», так как «война идет на полях нашей Родины». Отмечался «нескончаемый поток» заявлений в коллаборационистские формирования, в которых «сотни тысяч русских добровольцев делят фронтовые невзгоды и радости с немецкими солдатами»
{1683}. Таким образом, нацистская пропаганда пыталась создать иллюзию развернувшейся «войны русского народа против СССР», которая якобы велась «в союзе с Великогерманией»
{1684}.
Активная пропаганда «воссоздания России» входила в противоречие с пропагандой «воссоздания» Украины, Белоруссии, прибалтийских республик, казацкой державы и пр., которая велась германскими властями среди соответствующих народов. Поэтому в пропаганде, направленной на русских, было провозглашено, что в «Новой России» будет объявлена «свобода национального самоопределения» и в нее войдут «многие народы» на принципах «братства и равноправия»
{1685}.
Пропаганда, направленная на казаков, оказавшихся на оккупированной территории (перемещенных лиц и военнопленных), базировалась на утверждении, что «победа… Германии и ее союзников несет… возрождение нашей родной Казакии». Казакам объявили о «ложности» позитивных изменений в советской политике и напомнили, что в СССР «выжигали каленым железом понятия о казачестве, а также называли казаков белобандитами»
{1686}. Следует отметить, что такие пропагандистские посылы могли относиться к политике СССР до официальной реабилитации казачества в 1936 г., и устарели уже к началу войны.
Германские власти продолжали делать высокие ставки на расширение украинского коллаборационизма. Новацией в пропаганде, направленной на украинцев, стало утверждение о партизанской войне украинского народа против СССР, якобы развернувшейся на территории Украины, освобожденной Красной Армией (в частности, говорилось об «окрестностях Киева»). В целом пропаганда, как и прежде, была основана на антисоветской, антироссийской и прогерманской риторике. Украинцы рассматривались как «наиболее сильный нерусский народ в СССР», который сохранил «старые исторические традиции и… чувство национальной независимости, направленное против русского империализма… и против коммунистической системы». Педалировались такие «преступления» советской власти, как «Голодомор» и депортации украинского населения
{1687}. Агитационные материалы, призывавшие население Украины вступать в дивизию СС «Галиция» и другие коллаборационистские формирования, использовали антироссийскую («антимосковскую») риторику — так, были выдвинуты призывы защитить Украину «от московского хищника»
{1688}, под которым понималась наступающая Красная Армия. Германская пропаганда напоминала украинскому народу о том, как он «радостно встречал героический германский вермахт на своей земле» в 1941 г. Утверждалось о положительном воздействии германской оккупации на украинцев, которые якобы и в 1944 г. «делали нелестные для большевиков сравнения нового советского господства со временами германской оккупации». Как далеко заходили германские планы в отношении украинцев, можно судить о намерении нацистов разжечь антисоветские и антирусские настроения среди украинского населения советского Дальнего Востока
{1689}. Эта задача, даже если и прилагались усилия по ее реализации, как известно, решена не была.
