Я подошел и говорю юнкеру 3-ко, чтобы бросил курить, а он продолжал затягиваться. Вдруг раздается «Смирно!». 3-ко ошалел и, бросив дымящийся окурок на пол, ретировался. Подошел ротный командир и, увидев окурок у моих ног, крикнул мне:
— Почему вы здесь курите? Я ответил, что некурящий. А кто же курил? Отвечаю:
— Я не заметил.
— То есть как это вы не заметили? — кричит ротный и с удивлением смотрит на меня. — Вы не заметили? Так знайте, юнкер Вацетис, что за такую службу я вас вышвырну за борт-с. Вы-с не заметили-с? Четыре дневальства вне очереди. А в следующий раз я вас за борт-с!
Это называлось по-юнкерски выручать товарища.
Весной переходной экзамен. В нашем отделении было всего 34 юнкера. Из них перешли на старший курс 18 человек, остальные частично были исключены, частично остались на второй курс в младшем классе. На экзамене резали беспощадно. Для подготовки к экзамену давалось всего два дня. За такой короткий срок повторить весь курс немыслимо.
Самые свирепые экзамены были по математике, физике и географии. Все три названных экзамена действовали на юнкеров как сильные потогонные средства.
После экзаменов был устроен шикарный бал. Лето провели в лагерях, тут же в училище. Осенью я был переведен на старший курс и как один из лучших назначен взводным командиром (портупей-юнкером). Этому я мало обрадовался, так как взводным командиром быть в училище крайне тяжело.
Осталось до выпуска две недели. Настроение в старших классах приподнятое, нервное. В глубокой тайне конференция заседает уже два дня, решает судьбу каждого юнкера старшего курса. От результатов решения конференции зависит дальнейшая судьба. Выпускают из училища по первому, второму и третьему разрядам. Быть выпущенным из училища по первому разряду означает, что через два месяца будешь офицером. Выпущенные по второму разряду служат подпрапорщиками по два-три года. По 3-му разряду выпускались в том состоянии, какими были при поступлении в училище, они могли быть представлены в офицеры по особому экзамену, но не ранее года.
Призы по стрельбе были уже разыграны: мне присуждены серебряные часы. Разыгрывались также призы по гимнастике, по фехтованию на ружьях, эспадронах и на рапирах.
Состязания на призы происходили публично. Присутствовало много дам. Победителю устраивалась овация. Я получил два училищных приза. Первый — по гимнастике на турнике, на трапеции и на кольцах — часы. Второй приз — за бой на ружьях — револьвер. В обоих случаях я победил своих противников как из нашей, так и из второй роты.
В день выпуска все училище построено. Ждут командующего войсками округа. Командующий войсками поздравил нас с производством в подпрапорщики (только двое выпущены рядовыми по 3-му разряду) и роздал призы. Церемониальный марш. В тот же день получили бумаги на отправление в полк.
Я выбрал 2-й Ковенский крепостной пехотный полк, куда на другой день отправился.
Из училища нас выпустили подпрапорщиками. В служебной иерархии подпрапорщик занимал среднее положение между офицером и нижним чином. Но на практике на офицерство подпрапорщик смотрел восхищенными глазами, а от массы нижних чинов держался изолированно! Положение подпрапорщика вообще было трагикомичным. В офицерское собрание он имел право прийти только пообедать и поужинать. На танцевальный вечер вход ему был закрыт. В поезде подпрапорщик должен был ехать в третьем классе, из второго класса его мог вышибить первый попавшийся офицер»
{13}.
Прощаясь с училищем и своим юнкерским прошлым, И.И. Вацетис подвел итоги пройденного пути: «Результатами своих училищных трудов я был доволен: кончил по первому разряду с тремя призами, через три месяца мог стать офицером. Я шел верным путем к намеченной цели. В кармане около 7 рублей. В полку до производства в офицеры буду получать 20 рублей в месяц. Конечно, этого мало для существования. Я решил в случае надобности перейти на солдатскую кухню. Иначе на 20 рублей жить нельзя. Если бы не эта вечная забота о том, как свести концы с концами, то мог бы считать себя одним из счастливейших людей в мире. Правда, я был один, вернее одинок, как улитка.
Мне совершенно не жалко было расстаться с училищем, которое не было для нас, юнкеров, «Альма матер». Училище мне рисовалось вроде мастерской с пороховым двигателем, где нас обрабатывали, а потом, когда пришло время, раскидывали по всей матушке России. Четыре года назад мне было очень трудно расстаться с учебным батальоном. Я с большим удовольствием вернулся бы туда. Но вторично попасть в училище? Нет!
18 ноября 1897 г. я был произведен в офицеры и переведен в 3-й Ковенский крепостной пехотный полк на должность младшего офицера. Перевод в этот полк мне не очень был по сердцу, так как у нас имелись сведения о внутренней жизни этого полка не особенно приятные. В течение последних лет там происходили многочисленные скандалы, на почве коих из полка было уволено более двадцати офицеров»
{14}.
Рассказывая о начале своей офицерской службы, И.И. Вацетис пишет: «Первые шаги каждого молодого офицера отмечались рядом более или менее серьезных или игровых промахов, без этого обойтись было невозможно. Служебная обстановка была незнакомая. Обыкновенно было так, что один ротный командир смотрел на младшего офицера как на помеху, он-де только портит солдат. Другой же, наоборот, передавал в неопытные руки младшего офицера всю роту. Мой ротный командир был из последней категории.
Сам ротный командир в русской армии представлял из себя некий индивидуум, которого всякий вышестоящий начальник третировал, терзал и гнул в бараний рог, но никто не учил. Неся колоссальную ответственность за благосостояние и обучение роты, он являлся единственным лицом в армии, которое обязано было безапелляционно отбывать скучную и трудную казарменную барщину без особенной перспективы насчет повышения по службе.
Чтобы сделать служебную карьеру, чтобы не состариться в капитанском чине, надо было попасть в штаб-офицеры за отличия, обогнать своих товарищей. Из таких был мой ротный командир. Он был из числа тех, кому во что бы то ни стало надо составить себе служебную карьеру, чтобы подровняться в общественном положении со своими высокопоставленными родственниками по жене: он был женат на дочери коменданта одной крепости.
К этому господину я и попал в роту. Позднее я узнал, что он очень хлопотал об этом, имея в виду использовать мои отличные строевые способности с целью постановки обучения в роте лучше, чем в других»
{15}.
Попав в гарнизонную среду, И.И. Вацетис наблюдает, анализирует ее состояние, влияние на молодых офицеров, делает для себя выводы, в большинстве своем выводы нужные и верные. «Я попал в общество, которое было выше меня по воспитанию, кроме того, я был офицером из солдат, то есть из мужиков. Ко мне присматривались, изучали, составляли оценку. Ареной соревнования на высшую оценку служил, как и везде, паркет гарнизонного собрания. Экспертами были, как ни странно, не сами действующие лица — любительницы потанцевать, а те мамаши и тетушки, которые обыкновенно рассаживаются вдоль стен зала так, чтобы не мешать танцующим.
