– Прыгнуть в воду.
– Да ты сдурел, человече! Я б там утоп быстро. И потом, вьюны же в реке. Не-е, выжидать надо было... Вот и выждали.
– Но куда сейчас идти? Снаружи этот Григорий... Эй, ты что делаешь?
Я поспешил к нему, собираясь схватить и оттащить назад, но было поздно – Чак, встав перед дверью, ведущей в камеру с мутантом, и заслонив от меня засов с замком, заскрипел чем-то, хрустнул... Я ухватил его за плечо. Тихо лязгнул засов. Когда я рванул карлика на себя, он потянул за собой дверь, и она приоткрылась. Изнутри пахнуло хлевом, донеслось взволнованное мычание.
– Тюремщик! – взвизгнул Чак, подныривая под мою руку. – Григорий, некроз тебе в печень! Мутант ваш наружу вылез как-то!
Карлик метнулся обратно по коридору, и я бросился следом. Мы заскочили в камеру, прикрыли дверь, но не до конца. Заметив, что в створке на той высоте, где снаружи находится засов, прожжено узкое отверстие, я снова изумился: как он это сделал?!
Зазвенели ключи, скрипнули петли, раздались рычание и лязг.
– Тупой! – прошипел я, ткнув Чака указательным пальцем в лоб. – Не мог заранее объяснить?!
– Да ты б сомневаться начал, прикидывать, другие планы выдумывать... – Он оттолкнул мою руку. – А надо быстро.
– Сволочь богопротивная! – взревел Григорий в коридоре. – Как ты вылез?!
Раздался удар, крик, что-то шлепнулось на каменный пол.
– Пошел! – Чак распахнул дверь, и я рванул наружу.
Григорий припал на одно колено у стены, выставив пику, которая проткнула тощего мутанта, очень похожего на того, что мы видели возле заставы с ружьем в руках. Монах прижимал его к другой стене коридора, все глубже погружая наконечник в облезлую впалую грудь. Мутант обеими руками вцепился в древко и дергался, медленно съезжая спиной по камням.
Услышав топот, тюремщик повернул ко мне голову. Я прыгнул. И тогда он допустил ошибку – ему надо было бросить пику и вытащить длинный нож, висящий на ремне, но, растерявшись от неожиданности, Григорий попытался развернуть ко мне пику. Мутант держал крепко. Монах рванул, выдернул ее. Я был уже рядом. Древко шлепнуло меня по ноге, а потом я налетел на монаха, с ходу ударив кулаком в лицо, повалил на пол и упал сверху, согнув ноги. Под коленями треснули ребра, я привстал, схватил Григория за волосы и дважды стукнул головой о камни.
Чак прошел мимо, на ходу похлопав меня по плечу:
– Молодец, наемник, драться умеешь. Тебе б еще научиться мозгами побыстрее шевелить...
Мертвый мутант сидел, привалившись к стене, вытянув ноги и свесив голову на пробитую пикой грудь. Я расстегнул пряжку, стащил с монаха ремень и нацепил на себя. Достал нож, осмотрев, поспешил за Чаком.
В комнате с тремя дверями никого не было. На столе лежал карабин – почти точная копия того, из лавки киборга, только поновее, без царапин на прикладе. Рядом клок грубой желтой бумаги в масляных пятнах, на ней россыпь патронов. Чак выдернул карабин из-под моей руки и сказал:
– Э нет, теперь пусть у меня будет. Ты себе пику можешь взять, для меня она большая. Шмотки наши на крюке висят, и боты вон стоят, так что одеваемся и вниз валим.
Он нацепил рубаху, нырнул под стол и снова показался с железной фляжкой в руках. Откупорил, хлебнул и закашлялся. Впрочем, это не помешало Чаку сделать еще несколько глотков.
– Прими для храбрости, человече, – посоветовал он.
Там оказался самогон, настоянный на ягодах, очень крепкий, ядреный. Заткнув фляжку пробкой, я сунул ее в карман. Пока натягивал мокасины и надевал куртку, Чак успел зайти в коридор, обыскать Григория и вернуться с пикой.
– Хватай. – Он бросил пику мне под ноги, забрался на стол и развернул на нем кусок бумаги, который тоже нашел в карманах монаха. Рядом положил зажигалку.
– Куришь, наемник? Георгий-то наш развратник – табачком балуется, водкой... Монахам, кажись, не положено.
Я покачал головой, но потом передумал:
– Хотя сейчас бы не помешало.
Своими маленькими шустрыми пальчиками Чак ловко свернул две самокрутки, раскурил одну и, оставив вторую с зажигалкой на столе, спрыгнул на пол.
– Затянись пару раз и пошли.
Табак оказался таким же крепким, как и самогон. После первой же затяжки голова закружилась, я выпустил в потолок синеватый дым, бросил самокрутку на пол и затоптал, а зажигалку сунул в карман.
– Куда ты хочешь идти?
Чак, поплевав на ладонь, затушил о нее свою самокрутку.
– Вниз, я ж сказал. Обратно, а куда еще?
– Почему вниз?
– От послал мутант большака на мою голову! – Он дернул серьгу в ухе. – Где мы, по-твоему, находимся сейчас?
– В подземельях Храма.
– Ну! Большого ума мужчина. Правильно, в подземельях, и как вылезти отсюда? Наверх, что ли, топать? Вокруг монахов куча. Где-то наверху покои самого Владыки! Да еще, слышал же, топливные на Храм насели, так что сейчас здесь все на ушах стоят. Куча бородатых с ружьями... Ну и как нам отсюда смыться?
– На тепловозе, – сказал я.
– На чем?.. А! Да, на дизеле том. В депо охраны не много было, заметил? Точно, проберемся туда, сядем, раскочегарим машину – и ходу в туннель.
– А дальше куда?
– Вот дальше и будем решать. Пока что нам из Храма вырваться надо, а если наверх сейчас пойдем – никакого «дальше» не будет. Потому...
– Хорошо, убедил, – перебил я. – Но сначала надо забрать Юну.
– Чё?! – взвизгнул карлик. – Это еще зачем? Ты не слышал, что ли, об чем я только что талдычил?
Я нагнулся к нему и сжал пальцами узкое плечико. Чак сморщился.
– Мы должны забрать Юну, – раздельно произнес я, глядя ему в глаза.
Карлик дернул плечом, сбросил мою руку и локтем толкнул дверь, выходящую на лестницу, по которой нас привели сюда.
– Не пойду я за ней, наемник.
– Забыл про деньги, которые она обещала?
– Не забыл, но...
– Семь золотых, – напомнил я.
– Моя жизнь сто́ит дороже! Там, наверху, монахи толпами шастают, а ты туда хочешь идти! И еще жрецы! Конечно, тебя-то, может, не убьют, но меня так точно пришибут.
– Дело не в семи золотых, тут другое. Если мы Юну Гало спасем, если все же найдется способ с некрозом справиться, если все получится... Она нам благодарна будет, правда?
– Ну так и чего? – не понял он. – Слишком много «если», наемник.
– В любой рискованной операции много всяких «если». Так вот представь: мы вместе с Юной в Арзамас возвращаемся. Победителями. Она нас в Форт приводит, или где там их старшины живут...
Чак поразмыслил. И сказал, переступая порог:
