— Гремлин странный тип у нас, везде он умещается.
То под стол залезет враз, то в кармашке прячется.
Уууууу — ух-ух-ух!
Следом за гремлинами в ход пошли куплеты про фениксов.
— Братец Фрайо наш в ударе по квартире носится.
Хочет фениксом быть очень, но никак не можется.
То в цыпленка превратится, то в тупого страуса,
То глаза накрасит тушью, то в юбчонки рядится.
Если Стаськина частушка была еще более-менее приличная, то лично я послала приличия далеко и надолго и весело затянула:
— Полюбила феникса, думала, он женится.
А он в койку потащил меня, красну девицу.
На этих словах кое-кто все-таки оторвал зад от стула и медленно, но неотвратимо двинулся ко мне. И пока мне не успели заткнуть рот — а я была уверена, что Фауст непременно это сделает, — пропела еще одну «убойную» частушку:
— Парень прыткий приставучий говорит, пойдём в постель.
А у нас на этот случай есть отмазка про мигрень!
Ууууу — ум!
Да, рот мне все-таки заткнули. Правда, не поцелуем, как того хотелось бы, а банально ладонью. А потом и вовсе взвалили на плечо и потащили прочь.
Народ в таверне возмутился, заревел, запротестовал, но пернатый был непреклонен.
— Все, представление окончено! — заявил Фауст, уверенно взбираясь по крутой лесенке.
Наверное, мне стоило забеспокоиться о том, что мы можем запросто с нее навернуться, и покрепче вцепиться в свою ездовую лошадку, но пьяным, как говорится, море по колено, а потому я беззаботно болтала ногами и крутилась туда-сюда, насколько это позволял крепкий хват мужской руки.
Меня вдруг осенило, что я не попрощалась со своими благодарными слушателями, а потому я оттолкнулась ладонями от широкой спины, стараясь как можно выше задрать голову, и крикнула на прощание:
— Аривидерчи! Завтра, ик, продолжим. — И ручкой помахала на прощание. В ответ раздался восторженный гул и пожелания повторного концерта.
Потом мы все же добрались до конца лестницы и повернули в полутемный коридор. Голоса разом смолкли, и грустно как-то сделалось. Я подперла ладонью щечку и вопросила у своей пернатой лошадки:
— А мы куда?
— Не мы, а ты. Ты идешь в постель!
— Что, одна? — тут же возмутилась я. Не, погодите, он же не далее как пару часов назад предлагал мне отправиться в нумера. Уже передумал, что ли? Быстро…
— Если хочешь, можешь в обнимку с подушкой, — предложил Фауст, но меня такая альтернатива совершенно не устраивала. Феникс же всяко лучше подушки. Тепленький, приятненький, мягонький. Наверное… Ну, в некоторых местах.
И я тотчас уставилась на то самое место, которое должно было быть мягким, благо положение вниз головой как раз позволяло хорошо его рассмотреть.
Вид мне понравился. Ну прям очень-очень понравился. И я лишь уверилась в своих желаниях.
— А я хочу с тобой! — заявила фениксу и с размаху шлепнула его ладошкой по пятой точке.
— Люба! — взревел Фауст, и мир в мгновение ока перевернулся.
Голова резко поменялась местами с задом, и я оказалась в вертикальном положении, ногами на полу. Вот только эти ноги совсем не хотели держать желеобразное тельце, а потому пришлось повиснуть на шее у блондина, дабы не повстречаться носом с отшлифованными досками паркета.
— Ты что, издеваешься?! — прорычал Фауст, гневно глядя на меня и потирая ладонью удостоившийся всестороннего внимания зад.
— Я? Ни в коем разе! — уверила пернатого и еще крепче обхватила его шею.
Фаусту почему-то это не понравилось. Блондин коротко рыкнул и грубо отодрал меня от своей груди.
Нет, ну что такое? Я только собралась его помацать… недотрога, право слово.
Потом меня резко развернули, с ноги распахнули дверь, перед которой мы стояли, и втолкнули в номер для новобрачных.
— Постелька! — обрадовалась было я, а потом узрела на этой самой постельке смутно знакомого полупрозрачного духа. — Бабушка! — пропела я так же радостно и бросилась обнимать родственницу. Да только забыла, что призрачная бабушка — эдакое нематериальное существо, а потому попросту шлепнулась на кровать, зарывшись мордочкой в мягкое одеяло.
— Ну наконец-то. Явились! — раздраженно фыркнула графиня, по всей видимости, совершенно не обрадованная семейной встречей. — Потрудитесь объяснить, что здесь происходит?! Как я сюда попала? И почему моя праправнучка в таком состоянии?! — Вопрос, похоже, предназначался фениксу. А я даже немного обиделась. Со мной что, разговаривать не хотят?
Фауст же тяжко вздохнул, буркнул под нос что-то невразумительное, но явно ругательное, и так же с ноги захлопнул дверь в номер.
Ууу, сейчас что-то будет!
Глава 8
ПРОВАЛЫ В ПАМЯТИ
Проснулась я с диким похмельем. Голова раскалывалась, во рту открыла свой мини-филиал пустыня Сахара, да и тело почему-то ныло так, словно я вчера в марафонском забеге успела поучаствовать.
С протяжным стоном села на кровати и обхватила руками многострадальную голову.
— Доброе утро! Как самочувствие? — раздалось сзади, и, медленно повернувшись, я узрела опирающегося о подоконник Фауста. Окно было не зашторено, а потому солнечный свет болезненно ударил по непривыкшим глазам, и я тут же прикрыла их ладошкой.
— Отвратительно…
— Стыдно? — почему-то вдруг спросил Фауст.
Вновь подняла на него взгляд.
Блондин стоял, прищурившись, скрестив руки на груди, и выжидательно на меня пялился. И по этому его взгляду я поняла — да, мне точно должно быть стыдно!
Вот только за что? Ни черта не помню!
— Наверно… А что вчера было? — попыталась прояснить ситуацию и, поднявшись с кровати, направилась к низенькой тумбочке, на которой очень кстати стоял графин с водой.
Из одежды на мне была лишь тонкая хлопковая сорочка, но феникса этот факт ничуть не смутил. Более того, увидев, что меня нехило штормит, мужчина подошел и помог наполнить стакан.
— Не помнишь, значит, ничего?
— Неа, — мотнула головой и сделала большой глоток.
Сахара во рту оросилась живительной влагой, и мне заметно полегчало. И водичка такая вкусненькая оказалась, сладковатая, холодная до ломоты в зубах. То, что нужно.
— И как напилась вчера, не помнишь? И как частушки похабные пела? И как домогалась меня полночи, тоже не помнишь?
Вот зря я глоток в этот момент сделала. Вода фонтаном выплеснулась наружу, а я судорожно закашлялась.
— Я… Что?! — не поверила своим ушам. Сидр и частушки вчера точно были, правда, я бы не сказала, что похабные, так с намеком, да и только. Но вот последнее…
