Его лицо было усталым; сжимая в руке бокал, он показал на столик у двери.
– Положи туда. – Он даже не посмотрел ей в глаза.
Уголки губ Флортье насмешливо дернулись: все шарахались от нее, как от прокаженной. Какой-то шорох привлек ее внимание; сердце забилось учащенно, когда к ней шагнул господин Ааренс. Но Эду опередил его, схватил за плечи и что-то сказал ему вполголоса. Господин Ааренс поник, повернулся и вылил в глотку содержимое своего бокала.
– Флортье. – Эмма Мерселиус встала; ее лицо тоже было заплаканным. – Мне очень жаль, – проговорила она дрожащим голосом. – У меня это вырвалось, когда я увидела приглашение на письменном столе у дяди. Я не думала, что…
– Эмма! – резко крикнул господин Мерселиус, стоявший у окна.
– Желаю тебе всего хорошего, – прошептала Эмма и отвернулась.
Флортье храбро улыбнулась и задержалась еще на миг.
Точно так же смотрели на нее девчонки на школьном дворе, в коридорах и классных комнатах, когда шушукались на ее счет. …каждый день она у него… его любимица… наверняка думает, что она лучше всех! …кто знает, что они там делают …Так же смотрели на нее жители Снека, когда она снова встала на ноги. …соблазнила ректора, надо же! Бедняге это едва не стоило должности… наверняка не один он был у нее, сразу видно! Порядочные девушки так не ведут себя …Бедная Кокки! Растила девку, растила, и вот благодарность!
Не говоря больше ни слова, Флортье повернулась и вышла во двор, где Галанг уже сидел на козлах, а чемоданы были сложены в коляске.
Словно блуждающие огоньки, отражались фонари от стволов расамалы, когда повозка ехала по аллее. Копыта лошадей стучали по просохшей дороге. Держа на коленях саквояж, Флортье глядела в темноту. Серебристый свет звезд выхватывал из мрака силуэты деревьев, холмов и конус вулкана. Ей было холодно, но она не просила Галанга остановить лошадей, чтобы достать шаль. Она получала то, что заслуживала.
Тетка Кокки была права. Жизнь всегда найдет, как тебя наказать. И вот теперь жизнь наказала ее за неблагодарность к тетке и дяде.
«Тетя, мне надо поговорить с тобой. – Тетка Кокки недоверчиво прищурила свои водянистые глаза. – Я хочу поехать на Яву, и мне нужны для этого деньги. Семьсот гульденов. И заверенные у нотариуса документы, в которых я досрочно признаюсь совершеннолетней и не нуждающейся в опеке. – Она терпеливо переждала взрыв негодования – мол, что ей взбрело в голову, откуда она возьмет такие деньги. – Или ты дашь мне то и другое, или я стану всем рассказывать, что дядя Эвоуд делал со мной то же, что и ректор ван Вик. – Тетка презрительно засмеялась, мол, кто тебе поверит, ведь все знают, какая ты испорченная, но Флортье расслышала в ее смехе страх и с вызовом посмотрела ей в глаза. – Возможно. Но ты хочешь, чтобы до этого дошло? Еще я всем расскажу, как ты потащила меня на аборт, а это не только нарушение закона, но и грех. Твоим благочестивым соседям будет интересно услышать об этом. Тогда вы обе получите по заслугам, ты и старая ведьма. И господин доктор тоже, который меня тогда тайно лечил. – Она с удовлетворением увидела, как побледнела тетка и поджала свои тонкие губы. – Дайте мне денег и документы, и вы отделаетесь от меня. Навсегда».
Флортье задумчиво водила ладонью по металлической застежке саквояжа. Это было нехорошо, неправильно, она понимала, но все же не чувствовала ни малейшего раскаяния. Прежде всего, по отношению к тетке. Вот перед кем ей стыдно, так это перед дядей Эвоудом, он всегда был добрым к ней. Достаточно того, что ему не повезло с теткой Кокки.
«Вот, получай то, что ты хотела, – через три месяца прошипела тетка Кокки, швырнув ей деньги и документы. – И убирайся с глаз моих, дрянь такая! Надеюсь, что перед тобой разверзнется преисподняя и проглотит тебя с потрохами!»
Флортье в насмешливой улыбке скривила рот: «Хорошо, тетя».
Впрочем, когда она подумала про дядю Эвоуда, который за ночь постарел на десять лет, на глаза навернулись слезы. Часть денег дал Клаас Дреессен; очевидно, он даже не спросил, почему его сестра потребовала такую большую сумму для Флортье. Кроме того, был продан фруктовый сад, приносивший неплохой доход, да еще добавлены сбережения дяди Эвоуда, которые он копил на старость. Ни словечка, ни доброго взгляда не нашлось у него для Флортье, когда она с чемоданчиком в руке направилась к двери, чтобы ехать в Амстердам.
Она все поставила на карту и с треском проиграла. И поделом ей. Теперь ей оставалось лишь надеяться, что она сумеет продать за хорошие деньги браслет Хиннерка Хелмстраата. И что той небольшой суммы, что была у нее с собой, хватит на билет до Батавии.
Хотя она не имела ни малейшего представления, как ей жить дальше.
III. Танец на вулкане
Bermain air besah, bermain api hangoes.
Тот, кто играет с водой, промокнет; кто играет с огнем, обожжется.
Малайская пословица
24
Кетимбанг, 1 мая 1883 г.
Дорогой мой Ян,
мне с трудом верится, что прошло уже больше месяца с тех пор, как мы виделись в последний раз. Еще меньше мне верится, что ровно год назад я поднялась в Амстердаме на борт парохода, чтобы плыть на Яву. Тогда я не могла себе представить даже в самых смелых фантазиях, что меня ждет в этом уголке мира. Еще я с радостью вспоминаю дни, которые мы с тобой провели в Бейтензорге. Для меня это драгоценные воспоминания, несмотря на краткость той поездки.
Я рада, что суета, связанная с нашим скоропалительным переездом в Кетимбанг, быстро улеглась; мы устроились тут неплохо, прежде всего, дети. Еще меня радует, что ты не только с пониманием отнесся к моему решению поехать с семьей де Йонг, но и одобрил его. И, конечно, ты прав: плыть на пароходе от Кетимбанга до Бейтензорга лишь на три часа дольше, чем из Батавии. А что такое три часа?
У меня к тебе просьба: ты можешь поспрашивать в Бейтензорге и в его окрестностях, известно ли что-то о Флортье? Флортье Дреессен, девятнадцать лет, она из Фрисландии. Мои письма в Расамалу возвращались нераспечатанными, на последнем была пометка, что она не проживает по этому адресу. Вернулось ко мне и письмо, которое я отправила в отель «Дес Индес». Может, ты узнаешь о ней что-либо в Батавии. Я очень беспокоюсь за нее и буду рада любому известию о том, где она находится и как у нее дела. Если ты возьмешь на себя такой труд, я буду тебе весьма признательна.
С сердечным приветом,
Якобина.
Дарагой Дорогой дядя Ян,
Нони Бина сказала, что я тоже могу тебе написать. Мы жевем живем у моря и много играем. Скоро я научусь плавать.
Йерун.
– И-и-и-иии! – Якобина подхватила Иду под мышки и покружила ее так быстро, что саронг и босые ноги девчушки взлетели в воздух, и она громко закричала от удовольствия. Запыхавшись, она поставила Иду на песок.
