Он произнес эти слова с такой искренностью, что у Флортье учащенно забилось сердце. Хотя, конечно, разве она могла на что-то надеяться? В ее-то положении?
Щеки запылали, и она опустила взгляд на бокал, который держала в руке. Рука дрожала.
– Фризские пальчики, – вдруг сказала она. – Вот что мне хотелось бы покушать! Фризские пальчики!
– Да-а, фризские пальчики, – с умилением вздохнул Холтум. – Да, точно. Я совсем забыл о них. Моя бабушка часто пекла их, когда я был мальчишкой. С имбирем, кориандром и корицей.
– И с анисом! – воскликнула Флортье и крепче обхватила подушку и прижала ее к животу. Смеясь, запрокинула голову и строго подняла указательный палец. – Это очень важно!
Его брови взметнулись кверху.
– С анисом, конечно!
Их глаза встретились, веселый смех, словно резиновый мячик, полетел от него к ней и обратно. Сердце Флортье было готово выскочить из грудной клетки. Но тут она взглянула на ставни и увидела, что сквозь них просачивался бледный свет раннего утра.
– Уже светает, – беззвучно прошептала она. Несколько мгновений она смотрела на простыню и боролась со слезами, потом перевернулась на спину и села.
Она поставила бокал на пол, дрожащими пальцами расстегнула и сняла рубашку, застегнула крючки на вырезе платья и сунула ноги в туфли. За ее спиной пошевелился и встал с кровати Холтум. Поспешными движениями Флортье нацепила серьги, потом замерла и смущенно пригладила подол вечернего платья.
– Зачем ты заплатил за меня, – прошептала она, неуверенно взглянув на него, он стоял возле кровати во весь свой богатырский рост, – если не собирался со мной… – Она смущенно замолкла и прикусила нижнюю губу.
Он сунул руки в карманы и смотрел в сторону.
– Сто флоринов, на мой взгляд, не такая большая сумма. Я хотел, чтобы ты избавилась от него хотя бы на несколько часов. – Его взгляд посуровел, брови нахмурились, и он уже тише добавил: – Впрочем, теперь я не знаю, была ли эта идея удачной. Может, сейчас тебе будет еще тяжелее возвращаться к нему.
На глаза Флортье навернулись слезы.
– Я и сама не знаю, – вздохнула она и стала неловко натягивать перчатки. Потом надела браслет и застегнула его лишь с третьей попытки, сунула за декольте цветок из ткани, взяла веер с шалью и встала.
– И все равно – спасибо тебе за эту ночь, – прошептала она.
Он хмуро кивнул.
– Я провожу тебя до двери.
Она шла за ним, с трудом передвигая ноги, словно налитые свинцом.
У двери он остановился, но, вместо того чтобы открыть ее, оперся на нее левой рукой в черной перчатке.
– Ты не должна возвращаться к нему, – тихо сказал он. – Не надо, раз ты этого не хочешь.
Какое-то мгновенье у Флортье появилось искушение остаться здесь. В этой комнате, с этим мужчиной.
«Ты принадлежишь мне, Флер. – Ледяной холод пополз по ее телу. – Я найду тебя повсюду. Мои люди найдут тебя. Где угодно».
Она нигде не будет в безопасности, пока Киан Джай не отпустит ее. Даже здесь, у этого великана.
– У меня нет другого выхода, – ответила она дрожащим голосом.
– Послушай, – сказал он, наморщив лоб. – Я не из тех доброхотов, которые считают, что всякую якобы падшую девушку необходимо насильно вернуть на стезю добродетели. Но если ты передумаешь… В цирке всегда найдется работа, и не только на манеже. Тем более для такой хорошенькой девушки, как ты. Если тебе понадобится помощь или деньги – я буду здесь еще целый месяц. Приходи в любое время или пришли мне письмо – договорились?
«Ты не первая белая шлюха, которую я нашел в Кали-Бесаре». Флортье чуть не вздрогнула, вспомнив эти слова, и неуверенно кивнула.
Он резко убрал руку с двери и открыл ее. Флортье шагнула через порог, зацепилась каблуком правой туфельки, потеряла ее и чуть не упала; рука Холтума сразу подхватила ее под локоть. Достаточно твердо, чтобы поддержать, и достаточно нежно, чтобы по коже побежали мурашки удовольствия, а сердце учащенно забилось.
– Благодарю, – смущенно пробормотала она; он отпустил ее локоть, и она повернулась.
Холтум наклонился, поднял туфельку и посмотрел на нее. Потом, растянув губы в озорной улыбке, опустился на колено и развел руки в галантном жесте.
– Позвольте? – Он показал рукой на край ее юбки.
Ее губы дрогнули; она кивнула, подобрала подол и протянула ему ножку. Правой он взял рукой ее за пятку, и Флортье словно ударило током. Он бережно надел туфельку сначала на ее пальцы, потом на всю ступню и при этом погладил большим пальцем по внутренней стороне стопы, до косточки. Флортье блаженно вздохнула, теплая волна побежала вверх по ноге и еще выше, внутрь тела.
И тут же ее захлестнуло сожаление, когда он отпустил ее ногу, так медленно, словно ему не хотелось этого.
– Среди твоих лошадей есть белая? – тихо спросила она.
Он выпрямился.
– Нет, только буланые и игреневые. Почему ты спрашиваешь?
– Просто так.
Она с огромным трудом оторвала от него взгляд, от этого могучего, невозмутимого великана. Под грубой, мужественной оболочкой билось сердце, способное на тепло и нежность, а его глаза светились синевой даже теперь, в сумерках нового дня.
Неподалеку раздалось конское ржание. Дольше медлить не было смысла, ей пора было возвращаться к Киан Джаю.
Холтум сунул руки в карманы.
– Береги себя, Цветочек.
– Попытаюсь, – ответила она сдавленным голосом, чуть не плача. – Ты тоже будь осторожнее.
Она не без усилия повернулась, сбежала с веранды и пошла через двор. Сухая земля потрескивала под ее подошвами. За кованой оградой она различила в сумерках очертания ландо Киан Джая.
Флортье даже не нужно было оглядываться, она и так знала, что Джон Холтум смотрел ей вслед. Она ощущала спиной его взгляд, ласковый и ободрительный, и на ее губах играла счастливая улыбка.
Утреннее солнце уже пробивалось яркими полосками сквозь щели в ставнях, когда Флортье вернулась в свою комнату и подошла к кровати. Она небрежно, даже шаловливо скинула с ног туфли.
– Ну как, отодрал он тебя? – раздался за ее спиной ехидный голос Киан Джая.
Флортье повернулась. Он стоял в дверях, опираясь локтем о косяк.
Она насмешливо скривила губы.
– Да, еще как! По-настоящему! Я даже слышать и видеть перестала! У него такой огромный…
Она даже не пыталась убежать, когда он вздрогнул и набросился на нее; она не пыталась уклониться или пригнуться, когда он ударил ее по щеке тыльной стороной ладони так, что у нее полетели искры из глаз. Она не защищалась, когда он бросил ее животом на постель.
С треском разорвался подол платья, потом тонкие панталоны. Флортье закрыла глаза и вцепилась в простыню, услыхав шорох – он расстегивал брюки. Он раздвинул ее ягодицы и с силой ворвался в нее. При каждом ударе он называл ее грязной шлюхой, которая не заслуживает ничего хорошего, а она хваталась за свои воспоминания о минувшей ночи. Вспоминала домашнее, уютное тепло, которое чувствовала возле Холтума. Красный цветок из ткани лежал на ее груди и, казалось, пульсировал, будто второе сердце.
