– Мы переправимся на другой берег на лодке? – спросила Полина, с некоторой тревогой глядя на казавшееся таким ненадежным судно, и крепче стиснула его руку.
– Другого способа попасть в Воксхолл нет, – кивнув, сообщил Гриффин. – Когда-нибудь, думаю, мост достроят…
– Я никогда не плавала на лодке, ни разу в жизни.
– Никогда? Но вы живете рядом с морем.
– Да, я понимаю, это кажется вам странным, но у меня до сих пор как-то не было повода выходить в море.
– Не бойтесь, я с вами.
Гриффин помог ей спуститься в лодку еще более церемонно, чем подсаживал в карету, и по трапу пошел первым, ловко удерживая равновесие. Полина ступала осторожно, опираясь на его руку, но едва собралась сесть на скамью в носовой части, как судно качнулось на волне. Она не удержалась на ногах и тяжело упала ему на грудь. Ему пришлось обхватить ее обеими руками.
– Вот блин! – пробормотала Полина, и в этот момент судно тронулось.
На миг у Гриффина потемнело в глазах от страшного видения: вот Полина летит в воду, и эти многослойные юбки, отяжелев от воды, тянут ее вниз, в черную бездну.
– Не двигайтесь! – приказал он, крепче прижимая ее к себе. – Не двигайтесь, пока я не скажу, что можно.
Они стояли не шелохнувшись вплотную друг к другу несколько долгих секунд, выжидая, пока лодка выровняет ход.
– Вы в порядке? – прошептал Гриффин.
Полина кивнула.
– Просто у вас сердце колотится.
– И у вас.
Он едва заметно улыбнулся.
– Верно.
Когда лодка наконец перестала качаться, он помог ей сесть и дал отмашку лодочнику, что можно двигаться дальше.
– Вот видите? – Грифф привлек ее к себе. – Бояться совсем нечего. Просто представьте, что мы с вами сейчас попадем в хрустальную шкатулку из того стихотворения. Будто мы совершаем путешествие из одного мира в другой и сейчас находимся между двумя мирами, а через некоторое время окажемся в другой Англии, где и Лондон другой, и Тауэр, и Темза, и холмы.
Она расслабилась и вздохнула, опустив голову ему на плечо.
– Какая сегодня чудная лунная ночь.
Грифф никогда не отличался бурным воображением, даже ребенком не был особенно впечатлительным, но рядом с Полиной мир становился действительно другим: каким-то зачарованным. Она заставляла его смотреть на привычные вещи по-новому. Так, его библиотека вдруг становилась восьмым чудом света, переправа на другой берег Темзы превращалась в полное опасностей странствие, достойное пера Гомера, а поцелуй представлялся чем-то большим, чем сама жизнь.
Где-то там, внутри этой простой девушки, ничего, кроме тяжкого труда, не знавшей, жила душа, что рвалась к поэзии. Жизнь никогда ее не баловала даже по мелочам, но жизнелюбие било в ней ключом, и она впитывала все, что могло хоть как-то утолить жажду ее души, и чем больше она впитывала, тем сильнее и ярче сиял огонь ее души.
И что приготовил ей этот вечер? Грифф, чуть склонив голову, смотрел на запад, туда, где еще розовело небо. Меньше чем через час ее ждет нечто такое, от чего душа ее вспыхнет мириадами огней.
И больше всего ему хотелось быть рядом с ней, когда это произойдет.
В Воксхолле все было слишком помпезно, по мнению Полины. И мнение это она успела составить еще до того, как туда попала.
После высадки на другом берегу Полину еще долго подташнивало – оказывается, она страдает морской болезнью, хотя Темзе до моря далеко. Теперь им предстояло подняться по длиннющей крутой лестнице к парадному входу в парк увеселений. Чем выше они поднимались, тем громче играла музыка.
«Вот блин», – хотелось сказать Полине, но она произнесла это мысленно – уроки герцогини принесли свои плоды.
Сады ей не особенно понравились: зачем так насиловать живую природу? Все кусты имели форму правильных кубов – ни одной ветки не торчало. Деревья росли безупречно ровными рядами. По обеим сторонам садовых дорожек возвышались стройные колонны. Каждая из тропинок заканчивалась щитом с громадными живописными полотнами, но с расстояния не разглядишь, что на них изображено. Осмотревшись, Полина заметила белый павильон в форме гигантской морской раковины, в котором размещался оркестр, и поймала себя на том, что от удивления и восхищения стоит, разинув рот. Заметил и герцог: Полина поняла это по его насмешливому взгляду.
– Уже почти стемнело. Мы пойдем туда, вместе со всеми? – кивнула она в сторону оркестра.
– Пока не время.
Гриффин подхватил ее под руку и увлек с главной тропинки в сторону, в темные заросли за колоннами.
– Что вы делаете?
– Сейчас кое-что произойдет, и я хочу, чтобы мы это увидели вместе.
Приподнявшись на цыпочки, Полина принялась крутить головой.
– И чего такого особенного мы ждем?
– Вот, начинается! – Гриффин повернул ее голову в нужную сторону. – Смотрите.
Полина увидела в небе одинокий светящийся шар и зажмурилась, не поверив своим глазам, а когда снова открыла глаза, шаров было уже два.
А потом десять.
А потом… тысяча.
Сад наполнился мягким золотистым свечением, и этот струящийся поток накатывал волной, зажигая фонари то там, то здесь: красные, синие, зеленые. Затаив дыхание и задрав голову, Полина с восторгом наблюдала за таинством. Кроны деревьев зажглись бесчисленными огнями – они были на каждой ветке и мигали, словно перекликаясь друг с другом, – и продолжали зажигаться, пока все деревья в саду не покрылись разноцветными огоньками. Что-то похожее она видела в церкви на витражных окнах в солнечный день, только сейчас ночь, но все цвета были особенно яркими и насыщенными. Эти фонари были похожи на мириады драгоценных камней, свисающих с деревьев и каменной арки входа.
Полина не находила слов для выражения чувств, поэтому лишь счастливо рассмеялась, прижав ладонь к щеке.
– Как они это делают? – спросила она наконец. – Как зажигают все разом?
– Тут целая система запала, – пояснил Гриффин. – Нужно зажечь всего несколько фонарей, а дальше искра бежит по фитилю, зажигая все остальные.
– Это прямо чудо какое-то, – прошептала Полина.
– Да, – тихо вторил ей Грифф. – Я тоже думаю, что это похоже на чудо.
Завороженная красотой представления, Полина повернулась к нему лицом, но герцог смотрел вовсе не на фонарики, а на нее.
По обнаженным плечам пробежал холодок, и она инстинктивно обхватила себя руками.
– Позвольте мне, – произнес Гриффин мягко и принялся массировать, согревая, ей руки.
Его перчатки скользили по обнаженной коже словно теплое масло, но, увы, от этих усилий мурашек становилось все больше.
Взгляд тем временем ласкал ее рот.
