– Я мог бы найти вас истекающей кровью или… – Голос его сорвался. – Или еще хуже. Не могу слышать о каких-то блестящих камушках на цепочке. Мне казалось, что вы знаете меня лучше.
– Так и есть.
– Почему же тогда решили, что утрата колье огорчит меня настолько, что я вас прогоню?
Полина растерянно пожала плечами.
– Вы сказали тогда, во время фейерверка, что я вам совсем не нужна.
– Ничего подобного я не говорил. Вы убежали, не дав мне договорить. – Он провел ладонью по ее телу. – Я сказал, что мне не нужен «кто-нибудь». Но вы для меня не «кто-нибудь». Вы замечательная, хотя упрямая и слишком отважная – во вред себе. – Он стиснул в кулаке край ее платья. – Вы – это вы. Я хочу вас, хочу с того момента, как увидел тогда, в двери таверны, когда вы чуть было не упали, споткнувшись.
Полина зажала рот ладонью, пытаясь сдержать поток эмоций, но Гриффин отвел ее руку от губ.
– Не надо, не прячьтесь и больше никогда от меня не убегайте.
Он целовал ее жадно, с отчаянием обреченного, и она благодарно принимала его поцелуи, не пытаясь ни прятаться, ни убегать.
На мгновение отстранившись, чтобы видеть ее глаза, прожигая ее взглядом насквозь, Грифф спросил:
– Если бы я попросил вас остаться со мной?
– Я бы не смогла. – Потрясенная, она замерла в его объятиях. – Мне необходимо вернуться домой, к Даниэле. Я обещала ей, и вы дали нам слово.
– А если бы я купил для вас дом – для вас обеих? Загородный дом с участком и всем, что полагается, так чтобы вы ни в чем не знали нужды?
– Я не могла бы стать содержанкой, даже вашей, потому что потеряла бы уважение и к себе, и к вам.
Взгляд его затуманился.
– Но я не могу жениться на вас!..
– Я знаю. – Сердце Полины будто сдавила ледяная рука. – Как знаю и то, что этой неделей все закончится.
Он стиснул в ладонях ее лицо, погладил щеку подушечкой большого пальца.
– Ну так знайте: этой ночью я буду любить вас, и вам не отвертеться.
Радостное возбуждение охватило ее.
«Да!»
– Да, Грифф, я мечтаю об этом!
– Вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете? Нога не слишком болит? Нет ли под всеми этими шелками синяков и ссадин? – спросил он участливо, поглаживая ее бедро.
Она была искренне тронута его заботой.
– Честное слово, я прекрасно себя чувствую.
– Я должен убедиться. – Грифф перевернул ее на живот и принялся расстегивать платье. – Прочь все эти тряпки: мне не терпится снова увидеть вас обнаженной.
Снова?
– Когда это вы видели меня голой?
– В ту первую ночь в библиотеке.
– Но… но на мне была рубашка. Все время.
– Да, была. – Он стащил с нее платье через бедра, затем принялся развязывать тесемки на нижних юбках. – Но такая восхитительно ветхая, что в свете лампы казалась совершенно прозрачной. Я видел вас всю.
– Всю?
– Абсолютно.
Пока Полина переваривала эту новость, Грифф продолжал раздевать ее, безропотную, обмякшую, словно тряпичная кукла. После корсета, небрежно брошенного на пол, настала очередь нижней рубашки, которую он стащил через голову. Теперь Полина лежала в одних шелковых чулках и наблюдала, как постепенно элегантный джентльмен превращается в просто мужчину, избавляясь от всего лишнего: жилета, шейного платка, рубашки…
Это было восхитительное зрелище: широкие плечи, узкая талия, прекрасно развитая мускулатура, покрытая пружинистыми темными завитками грудь.
Грифф уселся на край кровати, чтобы стащить сапоги и бриджи, предоставив Полине возможность вволю полюбоваться его спиной.
– Ну вот я и готов! – сообщил весело Гриффин, укладываясь рядом с ней на кровать.
И в этот момент Полина стушевалась: в нем не было ни одного недостатка, воплощенный идеал мужской красоты, чего не скажешь о ней, – до идеала женской красоты ей ой как далеко.
И впервые она по-настоящему, до боли, ощутила, насколько не подходит ему.
Окинув ее долгим взглядом, он накрыл ладонью ее грудь, и она по наивности понадеялась услышать, как она ему нравится. Она, конечно, не рассчитывала на такие комплименты, как «красивая» или «чудесная»: ее вполне устроило бы и простое «хорошо», что он процедил сквозь зубы перед отъездом в Воксхолл – но Грифф не стал понапрасну тратить слова. Вместо них Полина слышала стоны, когда он ласкал ее отвердевший сосок, больше похожие на урчание, и в них было больше восхищения, чем в любом из самых лестных эпитетов. Он остался доволен увиденным – в этом не было сомнений. И этот первобытный рык вызвал в ней столь же бурный, сколь и первобытный отклик – тихий стон, похожий на вздох облегчения.
– Все, как я запомнил, – пробормотал Гриффин, – и даже лучше. Я с трудом удержался в ту ночь, и с тех пор нет мне покоя.
– Но я похожа на мальчишку-подростка, – страдая от неловкости и пытаясь замаскировать ее смешком, сказала Полина.
– Чушь. Я сам был подростком. И, уверяю вас, у меня не было таких соблазнительных грудок.
Свои слова Гриффин сопровождал ласками: описывая круги вокруг сосков, перекатывая набухшие бутончики между пальцами.
– Так вы из тех немногих… кому нравятся женщины с маленькой грудью? – едва не задыхаясь, спросила Полина.
Подружки, которых природа наградила щедрее, желая ее утешить, говорили, что такие и вправду существуют в природе, но в представлении Полины эти мифические мужчины жили скорее в сказках и преданиях, как, скажем, эльфы или драконы.
– Я никогда не приветствовал однообразие, – целуя ее грудь, лаская живот и бедра, – ответил Гриффин. – Это все равно что в клубе каждый вечер садиться за один и тот же стол и заказывать на ужин одно и то же блюдо. Я знаю таких приверженцев раз и навсегда установленного, но взгляды их не разделяю: никакой радости в жизни.
Когда он взял сосок в рот и обвел языком, Полина не смогла с собой совладать и стон наслаждения сорвался с ее губ. Что же касается его речей, то как на них реагировать, она не знала, ведь возможностей «разнообразить» свою жизнь у герцога предостаточно. После того как она вернется в Спиндл-Коув, он, возможно, найдет себе грудастую светловолосую красотку.
Грифф, словно почувствовав, что обескуражил ее своим заявлением, сменил тактику:
– Вы очень привлекательны, о чем наверняка и сами знаете. Верно? Вы мне не верите, потому что не видели себя.
– В том-то все и дело, что видела, – с горечью проговорила Полина.
Грифф покачал головой.
– Нет, не в зеркале: знаю я эти зеркала – они заодно с торговцами косметикой лгут. Переводя взгляд с одного воображаемого недостатка на другой, женщина вскоре перестает видеть что-либо иное, кроме множества несовершенств. А вот если бы вы могли выйти из собственного тела, одолжить – пусть на мгновение – у меня глаза, то увидели бы красоту и только красоту. Клянусь всеми семью герцогами Халфордами, что были до меня.
