Грифф достал из нагрудного кармана фляжку и принялся отвинчивать крышку, но, увы, пальцы его не слушались. Досадливо выругавшись, он швырнул фляжку в угол, но Полина подняла ее, спокойно открыла и подала ему:
– Вот, пожалуйста.
– Вы должны меня оставить, – стиснув колени руками так, что побелели костяшки пальцев, сказал Грифф. – Я собой не владею и… могу сорваться.
Будто он действительно способен сделать ей больно!
– Я отстранюсь, – сказала Полина.
– Могу и заплакать.
– А я уже плачу. – Она промокнула глаза тыльной стороной ладони.
– Я… – Он наклонился, упираясь локтями в колени. – Господи, меня того и гляди стошнит.
– Вот, держите. – Полина протянула ему свой чепец.
Он в недоумении на него уставился.
– Право, он так уродлив, что его уже ничто не испортит.
Взгляды их встретились. В его глазах застыла боль.
– Ничто не заставит вас уйти?
– Нет.
– Проклятье, мисс Симмз! – Он отвернулся, зажав рот кулаком, словно пытался остановить неудержимый поток эмоций.
Но она чувствовала, что плотина уже дала трещину.
Полина подвинулась на сиденье так, что колени их соприкоснулись, и прошептала:
– Вам нечего бояться, когда я рядом. И нечего стыдиться. Что бы ни произошло здесь, в этом кебе, все останется между нами. Завтра я поеду домой. Никто ни о чем не узнает.
Беспомощно выругавшись, он обнял ее за бедра и, опустив голову к ней на колени, зарывшись лицом в юбки, наконец заплакал. Даже не заплакал, а застонал от боли и отчаяния. Гриффа сотрясали рыдания, и конвульсивно он до боли сжимал пальцами ее бедра.
Каждый волосок на ее теле встал дыбом. Он напугал ее. Лавина отчаяния свалилась на нее, и она боялась, что не выдержит, задохнется под этой черной лавиной, но сумела побороть желание вырваться из этих тисков. По-матерински Полина гладила его по вздрагивающей спине, по волосам. Ей хотелось сказать ему что-то успокаивающее, ласковое, но она подавила и это желание. Не было смысла уверять его в том, что она все понимает и что у него все будет хорошо, – это было бы ложью.
Он бормотал проклятия, уткнувшись лицом ей в колени, а Полина, обнимая его за трясущиеся плечи, целовала черную макушку.
Между тем карета везла их по тряским лондонским мостовым куда-то, где она никогда не была и куда никогда больше не поедет.
Полина и представить не могла, что можно так сильно любить свое дитя.
Успокоившись, Гриффин пересел к ней, и они еще долго молча сидели в обнимку, склонившись друг к другу головами, а потом Полина прошептала:
– Расскажите мне о ней. Расскажите все.
– Она была вот такой. – Он показал на руку от локтя до кончика среднего пальца. – С волосами цвета меди, которые вились колечками.
– Должно быть, она пошла в вас.
– У меня волосы черные.
– Но борода, если бы вы решили ее отпустить, была бы рыжей. – Она нежно погладила его по щеке. – Я заметила это в первый же день. У нее и глаза были такие же прекрасные, как у вас, такие же темные?
– Нет. Ее были серо-голубыми, но повитуха сказала, что со временем глаза у младенцев темнеют. – Он провел ладонью по лицу. – Она редко открывала глаза, когда я держал ее на руках. Не думаю, что она меня вообще видела.
– Она знала, что это вы. – Полина положила руку ему на грудь. – Она чувствовала сильные руки, ощущала ваш запах – такой приятный, хороший, добрый. Мне кажется, я никогда не уехала бы с вами, если бы не этот чудесный запах. Может, потому она и не открывала глаза, что ей было с вами покойно.
Грифф вздохнул.
– Я был так рад, когда узнал, что у меня родилась девочка.
– Правда? Я думала, мужчины мечтают о сыновьях.
Ее отец хотел сыновей, и так и не смог оправиться от разочарования, когда на свет появились одна за другой две девочки. Он даже отказался давать им девичьи имена. Только по милости священника в записи о рождении появились имена Даниэла и Полина, а не Даниил и Пол.
– Я хотел дочь, – признался Гриффин. – Незаконнорожденному сыну пришлось бы тяжелее в жизни, ведь никогда он не мог бы стать моим наследником. Из-за этого он мог чувствовать свою неполноценность, что разбило бы мне сердце. Но дочь – дело другое. Я бы лелеял ее и баловал. У меня было столько планов. Вы даже представить не можете.
Полина закусила губу.
– Ну почему же… могу.
– Мои мечты касались не только обустройства комнаты. Я уже спланировал, как мы будем отмечать ее дни рождения и выходы в свет, даже нанял для нее няньку и гувернантку.
– Наверное, и школу тоже выбрали?
Гриффин усмехнулся.
– Вы правы – справки наводил.
– Не сомневаюсь. – У Полины полегчало на душе при виде его пусть грустной, но все же улыбки.
Гриффин закрыл глаза.
– Она прожила меньше недели, но именно эта неделя была лучшей в моей жизни. Как так вышло, что боль все еще не отпускает меня?
– Я не стану притворяться, будто понимаю, что делает с нами любовь. – Полина погладила его по волосам. – Сколько дней мы знакомы? Не так уж много. Но я сомневаюсь, что смогу прожить хоть день, не думая о вас, даже если мне суждено прожить до ста лет. Потому что… люблю вас!
От удивления он вскинул брови и уставился на нее.
– Простите, – стушевалась Полина. – Я выбрала не лучшее время для признания.
– А когда бы оно настало, лучшее время?
– Не знаю. – Полина до боли стиснула руки. – Наверное, никогда. Но я не умею скрывать свои чувства и поэтому хочу, чтобы вы знали правду. Я безнадежно в вас влюбилась.
Гриффин провел рукой по волосам.
– Не понимаю, мисс Симмз, как это могло случиться… У нас был договор.
– Не знаю, но случилось. Воксхолл, книжная лавка, поцелуи в вашей библиотеке. Когда я пытаюсь это понять, то возвращаюсь к самому началу. – Она заставила себя посмотреть ему в глаза. – Не знаю, как все началось, но знаю, что это никогда не кончится. Никогда.
– Полина. – Он взял в ладони ее лицо.
– И все же не могу сказать, что мне жаль, что я хотела бы все изменить и не допустить, чтобы это случилось. Я знаю, что мы должны расстаться, и это разбивает мне сердце. Но как бы сильно оно ни болело, я буду знать, что оно у меня есть. – Она слабо улыбнулась. – И все эти неприличные книжки теперь уже не кажутся мне набором бессмысленных фраз.
Лицо Гриффина приняло решительное выражение, и, набрав полную грудь воздуха, он ударил кулаком по крыше кеба, приказывая извозчику остановиться.
– Все. Мы едем домой.
