Глава 4
Уитни посмотрела с удивлением, а затем ее нежные черты окаменели. Не говоря ни слова, она повернулась к зеркалу.
«Что случилось?» – гадал Мэтью, обшаривая ее взглядом. Выглядела она потрясающе. Надеясь, что комплимент поправит дело, он заявил:
– Этот цвет очень вам идет.
Не помогло. Она закатила глаза.
Раньше откровенность всегда срабатывала. А он-то думал, что его признание прозвучит как шутка, над которой они вдвоем посмеются. Ну почему, общаясь с этой женщиной, он вечно умудряется ляпнуть что-нибудь не то!
Она оказалась вовсе не такой, какой Мэтью ее себе представлял. Вчера он допоздна пытался нарыть о ней информацию и с удивлением узнал, что она действительно уважаемый коннозаводчик, что ее лошади и вправду красивые, а одна на самом деле выиграла золотую медаль. Но фотографий Уитни Мэддокс нигде не было: ни на официальном сайте ее ранчо, ни в прессе. Она напоминала привидение: то ли есть, то ли нет.
Впрочем, женщина, которая сейчас стояла перед ним, была из плоти и крови. Ладони до сих пор немного покалывало при воспоминании, как он застегивал на Уитни платье. Так и подмывало снова его расстегнуть, чтобы обнажить ее спину.
«Нужно сосредоточиться!» – одернул себя Мэтью. Нельзя отвлекаться от мыслей о подготовке идеальной свадьбы. Даже если хочется думать лишь о том, как соблазнительно обтягивает фигуру Уитни этот наряд.
– Вы очень красивы в этом платье, – слова вырвались у Мэтью сами собой.
Она посмотрела недоверчиво.
– Неужели вы не видите? Выглядите потрясающе.
– Не знаю, что и думать.
Он ощутил запах ее духов: сладкий, с нотками ванили и специй. Мэтью захотелось прижаться губами к шее Уитни и увидеть в зеркале, какой будет реакция этой женщины: она покраснеет, отшатнется или подастся к нему?
Уитни отвела взгляд и произнесла:
– Я могу сменить цвет волос.
– Что?
– Я могу обесцветить волосы. Эта белая прядь почему-то не закрашивается никакой краской – я уже пыталась.
– Но с чего вдруг вам вздумалось краситься в блондинку?
Мэтью не мог представить Уитни с таким цветом волос – он не будет ей к лицу, исчезнет утонченность ее красоты.
– Если я стану блондинкой, никто не узнает во мне Уитни Уайлдз. И тогда, если я вдруг упаду или уроню букет, люди решат, что я просто неуклюжая, но никому и в голову не придет заявить, что я под кайфом.
Мэтью почувствовал, как его захлестнула волна стыда.
– Не надо ничего менять! – заявил он и отвел в сторону челку, упавшую на глаза собеседницы.
Уитни не отстранилась, но и не потянулась к нему. Хорошо это было или плохо – оставалось только гадать.
– Но… – Она сглотнула. – С этой прядью я слишком похожа на себя. Люди меня обязательно узнают. Мне казалось, вы не хотите, чтобы это случилось.
– Вы говорите так, словно быть похожей на себя это плохо.
Встретившись с Мэтью глазами в зеркале, Уитни спросила:
– А разве это не так?
Он шагнул ближе и, не в силах сдержаться, коснулся пальцами ее затылка, затем скользнул ими по шее и дальше, по плечу, прикрытому прозрачным шелком. Никогда раньше он не позволял себе подчиняться эмоциональному влечению. Мэтью на примере собственной семьи знал, что может случиться, когда действуешь под влиянием чувств: разрушаются браки, остаются незаконнорожденные дети – брошенные, забытые.
Эти мысли помогли вновь обрести сдержанность, и пальцы Мэтью вместо того, чтобы скользнуть дальше – по груди гостьи или по ее обнаженной руке, лишь поправили складки шелка на плече Уитни. Она, распахнув глаза, наблюдала за ним в зеркале.
– Вы прекрасны, – произнес он так, как сказал бы это Филипп: низким, чарующим голосом.
Уитни глубоко вдохнула, отчего грудь ее соблазнительно приподнялась. Мэтью захотелось сгрести эту женщину в объятия и рассказать, что он уже давно, еще много лет назад, влюбился в нее, а затем раздеть и отнести в свою кровать.
Но ничего этого он не сделал – лишь приказал себе: «Сосредоточься, черт побери!» – отступил назад и попытался окинуть Уитни объективным взглядом. Теперь, когда она обулась, платье казалось не таким длинным, но все равно волочилось по полу. Нужно укоротить подол. Но сперва хорошо бы выяснить, годятся ли выбранные туфли.
– Давайте посмотрим, как вы ходите в этой обуви.
Помедлив, Уитни одной рукой взяла собеседника под локоть, в другой зажала край подола и сошла с помоста. Затем она вышла из примерочной, Мэтью последовал за ней. Взяв с одного из столов букет искусственных цветов, он вручил его Уитни с наказом:
– Шагайте медленно. Широко улыбайтесь.
– От вашего внимания ничего не ускользает, – улыбнулась она, прошла немного вперед, затем повернулась и направилась к Мэтью. Но, почти дойдя до него, Уитни вдруг споткнулась, наступив на чересчур длинный подол, и выронила букет.
Мэтью поймал ее, удержав за запястья, и поставил на ноги.
– Извините, – пробормотала она.
– Не переживайте из-за этого.
Взгляд Уитни стал жестким, тело ее напряглось.
– Вчера мне из-за этого пришлось попереживать. Вы уверены, что сегодня я не обширялась и не напилась?
Что ж, он заслужил, чтобы ему швырнули эти слова в лицо.
Не отпуская ее запястий, Мэтью наклонился к лицу Уитни и глубоко втянул носом воздух.
– В вашем дыхании совершенно не чувствуется алкоголь, – заявил он, глядя на ее губы.
Она ахнула от такой наглости.
Затем он, отпустив одну руку Уитни, ладонью коснулся ее подбородка, заставляя поднять лицо.
Годы общения с Филиппом научили Мэтью различать признаки опьянения.
– Вы ничем не одурманены, – сделал он вывод.
– Вы можете это определить?
Понимая, что нужно отпустить Уитни, но вместо этого погладив ее нежную кожу под подбородком, Мэтью произнес:
– Когда становишься Боумантом, развиваешь в себе кое-какие умения, необходимые для выживания.
Она удивилась:
– Когда «становишься» Боумантом? Что это значит? Разве вы не Боумант с рождения?
Мэтью застыл. Неужели он сказал это вслух? Никогда он не говорил ничего, что могло бы подвергнуть сомнению его право быть частью этой семьи. Проклятье, всю жизнь он только и делал, что доказывал всем, что он – Боумант до кончиков ногтей.
– Вы озадачили меня, – прошептала Уитни и слегка подалась вперед, приоткрыв губы.
– Это вы меня озадачили, – ответил он тоже шепотом, поглаживая кончиками пальцев ее лицо.
