— Три амн… на четверть воды… залить рассолом и поставить под гнет! Извле… кра… и-и-ик!.. тек… фугуанта марис… и по маленькой! По маленькой!
Алкота. Я выругался. Улучив миг, маленький вор забежал вперед и оглянулся:
— Чувствую, тебе нужно что-то сказать!
— Гр-р-р… ну ты-ы-ы…
— Ага, я. А ты весь побурел, будто ежика рожаешь — даже в полутьме видно. Крепись! Веселей, веселей! Смотри на вещи проще, и проживешь дольше моего дедули. Он умер в восемьдесят девять от удара и до последнего часа не позволял родным титуловать себя «старым пнем»! А ударили его по голове камнем, когда выходил из кабака. До сих пор не знаем — кто.
— Хых-хх-ху-у-у… — Я бы много отдал, чтобы в этот момент под моей рукой оказался булыжник.
Брат Архей дернулся и заполошно проорал:
— Подсекай! С-секвестируй!
После чего захрапел. Рыбалка ему приснилась, что ли.
Проныра пошел рядом со мной — слева. Уродливый шрам блестел на лице, словно к щеке прилипла низка рыбьей чешуи.
— А вот еще был случай…
— Заткнись.
— Нет-нет, ты послушай! Мы отбились от стогнера, а все прочее — детский лепет, если за нас не возьмется фантом. Но это вряд ли — фантомы заняты городом, чуешь как шумят, а?
Верно, от городских стен доносился приглушенный рокот, словно тысячи людей, собравшись в огромной пещере, одновременно молотили в барабаны. Звуки накатывались вибрирующими волнами, которые рождали в моем желудке неприятные ощущения. Рикет с болезненной гримасой потер живот.
— Да, оно всегда так, когда сталкиваются магии. Кустолу удастся отбиться, не впервой, хотя предчувствия, конечно, дурные. Ежели Аврис Сегретто решит ударить в спину… Ведь никому неизвестно, что у него на уме.
— Знаешь Сегретто лично? — пересилив усталость и одышку, спросил я.
— О, а кто ж его не знает? Но не лично, не лично! — Коротышка скорчил рожу, став похожим на старую уродливую обезьяну. — Этот хитрец сидит в центре Кустола, под землей, и плетет себе чародейскую паутинку, а маги только зубами скрежещут — не могут к нему пробиться, болезные. Хе-хе-хе. Понаставлял Сегретто магических ловушек, на него маги работают — те, что в подполье ушли. Да ты, Лис, верно, не помнишь его, а только слышал — когда ты промышлял тут в последний раз, Сегретто был обычным человеком. Хе-хе-хе.
Не человек. Нелюдь? Или? Так кого же я должен устранить? Конечно, я не собираюсь становиться убийцей, но узнать, на кого точит зубы Йорик и его хозяева — обязан.
— А сейчас… хых… он изменился?
Йорик титуловал Сегретто человеком. Даже — человечком, именно так он сказал.
— Ларта! Еще бы! После того как побывал в Чреве, он вернулся измененным. Сейчас он — эталонный образец иного. Э-э-э, — Рикет обратил на меня лукавый взгляд. — Да ты, Джорек, что, имеешь особый к нему интерес?
— Ничего я… хых… не имею. Просто спросил.
А врать-то ты не умеешь. Именно это сказали блеснувшие глаза коротышки. Больше он ничего не произнес. Ну вот — никакой информации, я снова тычусь, как слепой котенок.
— Если Сегретто такой ухарь, почему не поможет придушить Чрево? Отбить атаку на Кустол?
Лицо Рикета на мгновение застыло. Затем он сказал:
— Сегретто блюдет свои интересы. Ну а дети, бездомные, которых он похищает… Бред это все. Дети сами к нему идут…
О как! Чудится мне или нет — в голосе твоем, Рикет, звучит боль. И ни единой глумливой нотки я что-то не слышу. Только глухая ничем не заглушаемая боль.
— Хых… зачем же дети к нему идут?
Рикет ответил, глядя перед собой:
— У Сегретто приют. И школа.
Вот это поворот!
— Чему же он их учит?
— Тебе не все ли равно, Лис? Новой жизни. Совести. Понимаешь, как это сложно — учить совести?
Я успел изумиться, но не успел спросить, что же это за новая жизнь и совесть такая и как ей можно научить, ибо брат Архей взвыл:
— Я шалунишка! Шалун! Мальчиком я заглядывал девочкам под юбки! Аяким бо-о!
Проныра ухмыльнулся, лицо и взгляд вновь стали глумливы: ни дать ни взять — инкарнация бога Локи. В его руке оказался клочок ткани. Неслышной тенью он мелькнул справа, и тело брата Архея на миг потяжело.
— Умп-ф… ф-ф-ф…
— Спасибо не говори, Лис. Я по дружбе. И не сипи так, а то и правда ежика родишь.
Да шел бы ты, недомерок. Плод страсти кабана и лягушки. Мы еще посмотрим, кто из нас двоих родит ежа.
Я потупил взгляд. Под ногами была темная растрескавшаяся земля. Она кренилась, вращалась, казалось, еще шаг — и она бросится мне в лицо. Асфальт борзый, сволочь, угу, как в том анекдоте про алкоголика. Каждый шаг отзывался в груди легким покалыванием. А все тело окутал озноб, поганый, лишающий остатков тепла озноб, примета магической болезни, которая способна сотворить из меня… Илота? Лярву? Живоглота? Или стогнера? В любом случае, если верить словам прощелыги, я останусь без души. Без своей, Тихи Громова, души, не такой уж и скверной, надо признаться, да что там — просто нормальной человеческой души, которую без спроса запихнули в тело двухметрового облома, как выяснилось — преступника самой омерзительной породы. Дерьмо! Надо бы хуже — да некуда! Попал, что называется. Нет, чтобы засунули меня в тело нормального человека, желательно — короля, или там наследника престола, или крутого чародея, так фиг вам. Попал Тиха, попал! А все люди, что встречаются на моем пути, похоже, имеют на меня зуб или знают обо мне-Джореке такое, чего я сам не знаю, ведать не ведаю, да и, похоже, не хочу ведать! Мне бы забиться в какую-то пещеру, в глухом медвежьем углу, пересидеть и остаться там на вечном поселении, лечить зверушек, если только зверушки не схарчат меня раньше… Чертовы мысли труса! Нет, выберусь, выкарабкаюсь, зубами, если надо будет, раздеру врагов, прорвусь к нормальной жизни! И найду тех, кто вселил меня… И плохо им будет. Во всяком случае, куда хуже, чем мне сейчас.
Я заскрипел зубами. Рикет, шедший сбоку крадущимся шагом, в притворном изумлении отшатнулся.
— Суров, Лис!
Ага, это ты меня еще плохо знаешь, деточка. Тиха Громов добряк, но если его довести, своими новыми руками тебе голову открутит. Крэнк! Йорик отправил меня на убийство Авриса Сегретто, связав какой-то неведомой клятвой, коротышка обманул, государь пытался сожрать. Да не забыть еще красноглазого пса, который просеял мой разум, как через сито. И громолет, расстрелявший меня из болтеров. И голема. И Душелова, который неизвестно как выглядит, но — вот-вот должен настичь и предать лютой казни после неизвестного, но назначенного мне дела. А, и убийство государя, как венец всему. Убийство, ведущее на плаху! Редкая цепочка злоключений и неудач. Интересно, кому на небесах стукнуло в голову отмерить мне столько несчастий? Может, страданиями я искупаю грехи Джорека? Точно-точно, а финальная точка искупления — смерть. На плахе или от рук чудовищ, какая, в сущности, разница? Я приглушенно зарычал. Рикет зыркнул на меня и благоразумно поотстал. Чует опасность, мелкий подонок!
