«Если я сейчас нападу, – мелькнула мысль, – он раздавит меня между щитом и мечом».
Наверняка Стеапа хотел, чтобы я посчитал его беззащитным и оказался в пределах досягаемости его оружия, но вместо этого я остановился и раскинул руки, приглашая противника напасть, как он приглашал напасть меня.
Но Стеапа почему-то не обратил на это внимания. Он просто смотрел куда-то мимо моего плеча. А вопль женщины теперь перешел в визг, кричали уже и мужчины, Леофрик выкрикивал мое имя, и зрители больше не смотрели на нас, а в панике бежали.
Тогда я повернулся спиной к Стеапе и тоже посмотрел на город, возвышавшийся на холме, вокруг которого изгибалась река.
Я увидел, что Сиппанхамм горит.
Темный дым застилал зимнее небо, а на фоне этого неба было полным-полно людей – всадников с мечами, топорами, копьями и щитами, со знаменами. Другие всадники двигались от восточных ворот, чтобы вот-вот прогрохотать подковами по мосту.
Потому что молитвы Альфреда не были услышаны, и датчане явились в Уэссекс.
Глава шестая
Стеапа пришел в себя раньше, чем я. Некоторое время он смотрел, разинув рот, на пересекающих мост датчан, а затем развернулся и побежал к своему господину, Одде Младшему, который кричал, чтобы привели его лошадей.
Датчане буквально хлынули с моста, галопом промчавшись по лугу с обнаженными мечами и опущенными копьями.
Дым от горящего города вливался в низкие зимние облака. Некоторые из королевских зданий ярко пылали. Лошади без седоков с хлопающими стременами скакали по траве.
Потом Леофрик схватил меня за локоть и потащил вдоль реки на север. Большинство людей устремились на юг, и датчане последовали за ними, поэтому самым безопасным направлением для бегства казался север.
Я забрал у Исеулт свою кольчугу, оставив ей Осиное Жало. За нашими спинами поднимался крик – это датчане рубили насмерть перепуганных зевак.
Люди рассыпались в разные стороны. Вырвавшиеся из бойни всадники промчались мимо нас, из-под копыт у них летели влажная земля и трава. Я увидел, как Одда Младший свернул в сторону вместе с тремя другими всадниками, в числе которых был шериф Харальд. Не увидев среди них Стеапу, я на мгновение испугался, что тот меня ищет. Но вскоре забыл про него, когда группа датчан повернула на север, преследуя Одду.
– Где наши лошади? – крикнул я Леофрику, который в ответ лишь растерянно посмотрел на меня.
Тогда я вспомнил, что наши кони, вероятно, все еще оставались во дворе за таверной «Коростель», а значит, мы их потеряли.
Среди зарослей ольхи у реки была упавшая ива, и мы ненадолго остановились возле нее, чтобы перевести дух под прикрытием мощного ствола.
Я натянул кольчугу, пристегнул оба меча и взял у Леофрика шлем и щит.
– Где Хэстен? – спросил я.
– Сбежал, – коротко ответил тот.
Так же как и остальные мои люди, которые присоединились к толпе и в панике бежали на юг.
Леофрик указал на север и коротко сказал:
– Вот напасть.
Десять датчан скакали там по берегу реки, перерезая нам путь, но они все еще были далеко, а поскольку те враги, что пустились в погоню за Оддой, исчезли, Леофрик повел нас через заливной луг к зарослям терновника, ольхи, крапивы и плюща. В центре всего этого находилась плетеная хижина, возможно некогда служившая пристанищем пастуху, и хотя сейчас она уже наполовину рухнула, все-таки это было лучшее укрытие, чем ива, поэтому мы втроем ринулись в крапиву и присели за прогнившим деревом.
В городе гудел колокол, медленно, словно возвещая о похоронах. Вот он резко остановился, потом зазвучал снова и наконец смолк.
Заиграл рог. Дюжина всадников галопом приблизилась к нашему укрытию – все в черных плащах и с черными щитами, какие были у воинов Гутрума.
Гутрум. Гутрум Невезучий. Он называл себя королем Восточной Англии, но хотел стать королем Уэссекса, и то была его третья попытка завладеть страной.
«На сей раз, – подумал я, – удача, похоже, повернется к нему лицом».
Пока Альфред праздновал Двенадцатую ночь, пока витан обсуждал, как лучше чинить мосты и наказывать преступников, войска Гутрума двигались к нам. Армия датчан была в Уэссексе, Сиппанхамм пал, и огромное множество подданных Альфреда оказались застигнуты врасплох, рассеяны или убиты.
Рог зазвучал снова, и дюжина всадников в черных плащах развернулись и поскакали туда, откуда донесся звук.
– Мы должны были знать, что датчане придут, – сердито сказал я.
– Ты всегда говорил, что они придут, – ответил Леофрик.
– Разве у Альфреда нет в Глевекестре шпионов?
– Вместо лазутчиков он предпочитает священников, чтобы молиться, – горько проговорил Леофрик. – И к тому же Альфред искренне верил в перемирие с Гутрумом.
Я прикоснулся к своему амулету-молоту. Когда-то я отобрал его у мальчишки в Эофервике. Тогда я и сам был мальчишкой, недавно взятым в плен датчанами, и мы оба честно дрались кулаками и ногами, а потом я повалил противника на берегу реки и отнял у него амулет. И этот амулет до сих пор был со мной. Я часто к нему прикасался, напоминая Тору, что я жив, но в тот день дотронулся потому, что подумал о Рагнаре. Заложников теперь убьют, не поэтому ли Вульфер ускакал на рассвете? Но кто его предупредил, что идут датчане? Если Вульфер об этом знал, то должен был бы знать и Альфред, и тогда войска Восточного Уэссекса приготовились бы к нападению врага.
Все это казалось бессмыслицей – кроме того, что Гутрум снова напал во время перемирия, а в последний раз, когда этот человек нарушил мир, он продемонстрировал, что готов пожертвовать заложниками, которых передали ему, чтобы предотвратить именно такое нападение. Я не сомневался, что если Гутрум снова так поступил, то Рагнар мертв и мой мир стал меньше.
Столько погибших. Между нашим убежищем и рекой на лугу валялись трупы, а побоище все еще продолжалось. Некоторые саксы побежали к городу, обнаружили, что мост охраняется, и попытались уйти на север. Мы наблюдали, как их догнали датчане, как трое саксов попробовали сопротивляться, встав тесной кучкой и приготовив к бою мечи, но датчанин с громким криком направил на них лошадь, его копье проткнуло кольчугу одного из мужчин, а оставшиеся двое были отброшены в сторону и вокруг них немедленно сомкнулись другие датчане. Взлетели топоры и мечи, и всадники пришпорили коней.
Какая-то девушка закричала и в панике стала бегать кругами, но тут датчанин с длинными развевающимися волосами перегнулся с седла и натянул бедняжке на голову подол ее собственного платья, так что она ничего больше не видела и застыла, оставшись полуголой. Затем она куда-то пошла, шатаясь, по влажной траве, а несколько датчан смеялись над ней. Один шлепнул девушку мечом по голому заду, и ее крики заглушило запутавшееся платье.
Исеулт задрожала, и я обнял ее за плечи затянутой в кольчугу рукой.
