Поскольку я никак не ожидал, что они знали об этом, то почувствовал укол страха. И ничего не ответил.
– Гутрум говорил, что жаждет твоей смерти. – Брида снова перешла на датский.
– Да ну, это он не всерьез, – вмешался Рагнар.
– Еще как всерьез, – настаивала Брида.
– Так я и позволю ему убить Утреда, – заявил Рагнар. – Какое счастье, что теперь ты здесь!
Он снова хлопнул меня по спине и гневно посмотрел на своих людей, будто давая понять – пусть они только осмелятся выдать меня Гутруму. Никто не двинулся с места, но датчане все уже были пьяны, и некоторые из них почти спали.
– Теперь ты здесь, – продолжала Брида, – однако еще не так давно ты сражался за Альфреда и оскорблял Гутрума.
– Я направлялся в Дефнаскир, – сказал я, как будто это все объясняло.
– Бедный Утред, – проговорила Брида. Ее правая рука ласкала черно-белую шерсть на загривке Нихтгенги. – А я думала, ты у нас теперь герой саксов.
– Это еще почему?
– Ты же убил Уббу.
– Альфреду не нужны герои, – проговорил я достаточно громко, чтобы он меня услышал, – ему нужны только святые.
– Так расскажи нам про Уббу! – потребовал Рагнар.
И я описал, как погиб Убба. Датчане – любители послушать о сражениях – захотели узнать каждую деталь. Я выдал им превосходную историю, превратив Уббу в великого героя, который почти уничтожил армию восточных саксов. Я сказал, что он сражался как бог, что он разбил «стену щитов» своим огромным топором. Я описал, как горели корабли, как дым плыл над полем битвы, словно облако из преисподней, и поведал, как очутился лицом к лицу с Уббой во время его победоносного наступления. То была неправда, конечно, и датчане это прекрасно знали. Я не просто случайно столкнулся с Уббой, я искал его, но, когда рассказываешь историю, всегда щадишь свою скромность, и слушатели, зная этот обычай, одобрительно закивали.
– Я никогда еще не испытывал такого страха, – сказал я и поведал, как мы сражались: Вздох Змея против топора Уббы, который изрубил в щепки мой щит.
Потом я правдиво описал, как Убба поскользнулся на внутренностях погибшего человека. Датчане у огня огорченно вздохнули.
– Я перерезал Уббе сухожилия… – Тут я рубанул левой рукой по локтю согнутой левой, чтобы показать, куда именно ударил. – А потом сразил его.
– Он принял смерть достойно? – спросил кто-то тревожно.
– Как настоящий герой, – ответил я и рассказал, как опустил топор на голову Уббы, чтобы тот мог отправиться в Валгаллу. – Его смерть была очень достойной, – закончил я.
– Убба был славным воином, – сказал Рагнар.
Теперь он был пьян. Не то чтобы вдребезги пьян, просто человек устал. Огонь угасал, и тени в западной части церкви, где сидел Альфред, становились все гуще.
Были рассказаны и другие истории, огонь погас, несколько свечей оплыли. Люди вокруг спали, а я все сидел, пока Рагнар не улегся и не захрапел. Я выждал еще некоторое время, наконец все вокруг уснули, и только тогда вернулся к Альфреду.
– Теперь пойдем, – сказал я.
Он не спорил.
Никто, казалось, не заметил, как мы вышли в ночь, тихо прикрыв за собой дверь.
– С кем это ты говорил? – спросил Альфред.
– С ярлом Рагнаром.
Он озадаченно остановился.
– А разве этот человек не был среди заложников?
– Вульфер его пощадил, – ответил я.
– Пощадил? – удивленно переспросил король.
– И теперь Вульфер перешел на сторону Гутрума, – сообщил я плохую новость. – Он здесь, в доме. Согласился сражаться за Гутрума.
– Здесь?
Король с трудом мог в это поверить. Вульфер был двоюродным братом Альфреда, да еще вдобавок женат на его племяннице.
– Он здесь?!
– И на стороне Гутрума, – резко ответил я.
Альфред молча смотрел на меня, потом еле слышно произнес:
– Не может быть… А Этельвольд?
– Его взяли в плен, – ответил я.
– Что?! – резко переспросил король, понимавший, что Этельвольд имел для датчан ценность только в том случае, если согласился стать их марионеточным королем на троне Уэссекса.
– Его взяли в плен, – подтвердил я.
Это была неправда, конечно, но мне нравился Этельвольд, и я был у него в долгу.
– Он пленник, – продолжал я, – и с этим мы ничего не можем поделать, поэтому давай поскорее убираться отсюда.
Я потащил короля прочь, но поздно, потому что дверь церкви открылась и наружу вышла Брида с Нихтгенгой.
Брида вряд ли была пьяна, и ей должно было быть очень холодно, потому что поверх простого голубого шерстяного платья она не накинула плаща. Однако, несмотря на страшный мороз, женщина не дрожала.
– Ты уходишь? – спросила она по-английски. – Ты не останешься с нами?
– У меня есть жена и ребенок, – ответил я.
– О которых ты за весь вечер ни разу не упомянул, Утред, – улыбнулась она. – Что случилось?
Я не ответил, и Брида просто уставилась на меня; признаться, это порядком действовало мне на нервы.
– Может, расскажешь, что за женщина теперь с тобой? – попросила она.
– Она очень похожа на тебя, – признался я.
Брида засмеялась.
– И она заставила тебя сражаться за Альфреда?
– Моя возлюбленная видит будущее, – уклонился я от ответа. – Она видит будущее во сне.
Брида пристально посмотрела на меня. Нихтгенга тихо заскулил, и хозяйка погладила его, чтобы успокоить.
– И она видит, что Альфред уцелеет?
– Больше того. Она видит, что он победит.
Альфред рядом со мной шевельнулся, и я понадеялся, что у него хватит здравого смысла не откинуть с головы капюшон.
– Неужели победит?
– Она видела зеленый холм и мертвых людей, видела белую лошадь и возрожденный Уэссекс.
– Твоей женщине снятся странные сны, – проговорила Брида, – но ты так и не ответил на мой первый вопрос, Утред. Если ты думал, что Рагнар мертв, зачем ты сюда пришел?
Я не знал, что сказать, а потому снова промолчал.
– Кого ты хотел здесь найти? – настаивала Брида.
– А если тебя? – сказал я многозначительно.
Она покачала головой, зная, что я лгу.
– Утред, зачем ты сюда пришел?
Я все еще не придумал подходящего ответа, и Брида печально улыбнулась.
– На месте Альфреда, – сказала она, – я бы послала в Сиппанхамм человека, который говорит по-датски, чтобы человек этот потом вернулся на болото и рассказал мне обо всем, что видел.
