– И вероятно, они подумали, что ты мой дрессированный медведь, – добавил я.
Пирлиг засмеялся.
– Тогда последуем за ними?
Единственный риск заключался в том, чтобы пересечь долину, но даже если враги нас видели, они, вероятно, все-таки приняли меня за своего. Поэтому мы выехали на открытое место и поскакали вверх, в леса.
Мы услышали датчан прежде, чем увидели их. Они беспечно разговаривали и смеялись, не подозревая, что саксы рядом. Пирлиг спрятал свой крест под кожаной одеждой, и мы некоторое время выжидали, пока не убедились, что последний датчанин проехал мимо. Тогда мы пришпорили лошадей, пустив их вверх по склону, а затем обнаружили следы датчан и последовали за отрядом.
Тени удлинялись, и это навело меня на мысль о том, что датская армия должна быть совсем близко: отряд разведчиков наверняка хотел присоединиться к ней до наступления темноты.
Но когда холмы сделались ниже, мы увидели, что датчане не собираются этим вечером вернуться к армии Гутрума. Этот патруль разбил лагерь, и, когда мы к нему приблизились, нас чуть не перехватила другая группа разведчиков, приблизившаяся с востока. Мы вовремя услышали шум и свернули в сторону, в заросли, откуда наблюдали, как дюжина человек проезжает мимо.
Потом мы спешились и прокрались под деревьями, чтобы посмотреть, сколько врагов находится в лагере.
На маленьком выгоне было около ста пятидесяти датчан, и они уже зажгли первые костры, значит, скорее всего, собирались провести здесь ночь.
– Разведчики, – предположил Пирлиг.
– Самоуверенные ублюдки, – отозвался я.
Этих людей послали, чтобы они осмотрели холмы, а они чувствовали себя так спокойно, что разбили лагерь на открытом месте, уверенные, что ни один сакс на них не нападет. И они были правы. Армия восточных саксов находилась далеко к югу, и мы не посылали сюда отряды, поэтому датчан ожидала спокойная ночь. А утром их разведчики снова поскачут, чтобы наблюдать за продвижениями Альфреда.
– Но если они здесь, значит за ними следует Гутрум? – предположил Пирлиг.
– Возможно, – отозвался я.
А может быть, Гутрум маршировал далеко к востоку или к западу отсюда и послал этих людей, чтобы убедиться, что Альфред не знает о его передвижениях.
– Мы должны возвращаться, – сказал священник. – Скоро стемнеет.
Но я услышал голоса и поднял руку, призывая его умолкнуть. Повернувшись вправо, я вгляделся туда, где подлесок был гуще всего, и снова услышал это. Там говорили на английском языке.
– С ними саксы, – сказал я.
– Люди Вульфера?
Такое предположение имело смысл. Мы находились в Вилтунскире, людям Вульфера полагалось знать эту местность, и кто лучше них смог бы послужить проводником датчанам, наблюдающим за войском Альфреда?
Саксы пошли в лес, а мы спрятались за кустами боярышника и из этого укрытия услышали звук топора – они рубили ветви для костра. Казалось, работало около дюжины человек.
Большинство из последовавших за Вульфером саксов, вероятно, будут неохотно сражаться с Альфредом, но некоторые по доброй воле присоединятся к своему олдермену – без сомнения, именно последних и должны были назначить к датчанам проводниками. Вульфер послал бы на такое дело только тех, кому мог довериться, опасаясь, что менее надежные люди перебегут к Альфреду или просто дадут деру. Значит, эти саксы были из тех воинов, кто постарается извлечь наибольшую выгоду из сотрудничества с датчанами.
– Мы должны вернуться к Альфреду до темноты, – прошептал Пирлиг.
Но именно в этот миг рядом прозвучал капризный голос:
– Я вернусь завтра же!
– Нет, господин, – ответил кто-то.
Раздалось журчание, и я понял, что один из говоривших подошел к кустам, чтобы помочиться, а второй последовал за ним.
– Никуда ты завтра не пойдешь, – продолжал этот второй, – ты останешься тут.
– Я просто хочу их увидеть! – умолял капризный голос.
– Ты и так скоро увидишь их. Но не завтра. Ты останешься тут, со стражниками.
– Ты меня не заставишь!
– Я могу сделать с тобой все, что захочу, господин. Хоть ты и командуешь здесь, но должен слушаться моих приказов. – Второй голос был низким и твердым. – И я приказываю тебе остаться.
– А я все равно пойду, если захочу! – настаивал первый голос, но на это жалкое заявление не последовало ответа.
Очень медленно, чтобы клинок не заскреб по ножнам, я обнажил Вздох Змея. Пирлиг озадаченно наблюдал за мной.
– Иди отсюда, – прошептал я ему, – и постарайся привлечь их внимание.
Священник в недоумении нахмурился, но я мотнул головой в сторону, и Пирлиг доверился мне. Он встал и пошел к нашим лошадям, насвистывая на ходу.
Двое саксов сразу направились за ним; обладатель низкого голоса шел первым. Это был старый воин, грузный, бородатый со шрамами на лице.
– Эй ты! – закричал он. – Стой!
И тут я вышел из-за кустов боярышника и взмахнул Вздохом Змея. Клинок врезался ему в горло так глубоко, что я почувствовал, как лезвие царапнуло позвонки. Кровь, яркая в весенних сумерках, брызнула на прелые прошлогодние листья. Бородач упал, как бык под ударом топора.
Второй человек, обладатель капризного голоса, был так удивлен и напуган, что не смог убежать. Я поймал его за руку и утащил за кусты.
– Ты не можешь… – начал было он, но я плашмя прижал окровавленный клинок Вздоха Змея к его губам, и он заскулил от ужаса.
– Ни звука, – велел я, – или ты мертвец!
Пирлиг вернулся с обнаженным мечом в руке, посмотрел на мертвеца, который так и не успел завязать штаны, наклонился над ним и нарисовал на его лбу крест. Этот человек умер мгновенно, его товарищ был взят в плен бесшумно, и никто из рубивших дрова, казалось, не встревожился. Топоры продолжали стучать, эхо отдавалось среди деревьев.
– Этого мы заберем к Альфреду, – сказал я Пирлигу и передвинул Вздох Змея от губ своего пленника к его горлу. – Один только звук, – предупредил я, прижав лезвие к его шее, – и я вспорю тебя от глотки до члена – и тем и другим ты пользуешься слишком часто. Понял?
Тот кивнул.
– Я отдаю тебе то, что задолжал, – объяснил я, мило улыбнувшись.
Потому что моим пленником был сам Этельвольд, племянник Альфреда, претендующий на трон восточных саксов.
* * *
Человека, которого я убил, звали Осберг, он был командиром гвардейцев Вульфера, и в день гибели в его обязанности входило присматривать за Этельвольдом, чтобы тот не попал в беду.
У Этельвольда был просто какой-то дар неудачника. Ему по праву следовало бы стать королем Уэссекса, хотя, осмелюсь сказать, он совершенно не подходил на эту роль, ибо был порывистым и глупым. Потеряв трон, доставшийся его дяде Альфреду, он нашел утешение в эле и женщинах. Он всегда хотел стать воином, но Альфред не давал ему такого шанса, потому что не желал, чтобы племянник составил себе репутацию на поле битвы. Его гораздо больше устраивало, чтобы Этельвольд, законный король, продолжал валять дурака, дабы никто не увидел в нем претендента на трон. Наверное, было бы проще убить племянника, но, когда дело касалось членов его семьи, Альфред становился сентиментальным, а может, он вспоминал о первой заповеди христианина. Как бы то ни было, Этельвольду позволили жить, и он вознаграждал за такую милость своего дядю, постоянно выставляя себя на посмешище.
