Но удара не последовало.
Я с трудом взбирался на откос со щитом над головой, в ожидании смертельного удара, но кругом стояла тишина.
Опустив щит, я подумал, что, должно быть, уже умер, потому что увидел только дождливое небо. Датчане исчезли. Только что они злорадствовали, потешаясь над нами, называя нас бабами и трусами, хвастая, что распорют нам животы и скормят воронам наши кишки, – и вот они исчезли.
Я взобрался на верх стены, увидел за ней второй ров и вторую стену – датчане карабкались на эти внутренние укрепления – и решил, что они вознамерились держать там оборону. Но вместо этого, добравшись до верха, они пропали из виду, а Пирлиг схватил меня за руку и потянул к себе.
– Они бегут! – закричал он. – Клянусь Господом, эти ублюдки бегут!
Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть шум дождя.
– Вперед! Вперед! – орал кто-то – и мы сбежали во второй затопленный водой ров, а после взобрались по его дальнему склону, который никто не оборонял.
И тогда я увидел, что люди Осрика, те самые, из фирда Вилтунскира, побежденного в начале боя, ухитрились перебраться через стены форта.
Впоследствии мы узнали, что они сошли в низину, где лежала мертвая белая лошадь, и под слепящим дождем добрались до восточного угла крепости, который охранялся очень слабо, потому что Гутрум считал его неприступным. Укрепления там были ниже – всего лишь поросший травой вал, – и, перебравшись через этот вал, саксы очутились в тылу врагов.
Врагов, которые теперь бежали.
Если бы датчане остались, их перебили бы всех до последнего человека, поэтому они бежали через широкий двор, а некоторые, слишком поздно сообразившие, что битва проиграна, угодили в ловушку.
Памятуя о погибшей Исеулт, я хотел одного – убивать, и уложил двух беглецов, изрубив их Вздохом Змея с такой яростью, что клинок вошел в их кольчуги, кожаную одежду и плоть глубоко, как лезвие топора. Я вопил от гнева, мне нужны были новые жертвы, но нас было слишком много, а пойманных в ловушку датчан – слишком мало. Дождь продолжал сыпать, гремел гром, я выискивал новых врагов, чтобы их убить, и наконец увидел последнюю группу уцелевших, сражавшихся спиной к спине с толпой саксов.
Я побежал к ним и внезапно увидел их знамя. Крыло орла. Там был Рагнар.
Его люди, раздавленные численностью врага, погибали.
– Оставьте его в живых! – закричал я. – Оставьте его в живых!
Три сакса повернулись ко мне, увидели мои длинные волосы, браслеты поверх кольчужных рукавов и, должно быть, подумали, что я датчанин, потому что побежали ко мне. От первого я отбился Вздохом Змея. Второй ударил по моему щиту топором, а третий зашел сзади, и я быстро повернулся, снова взмахнув мечом, крича, что я сакс… Но они не слушали меня.
Потом в них врезался Стеапа, и они кинулись врассыпную. Пирлиг схватил меня за руку, но я отбросил его и побежал к Рагнару, который скалился на окруживших его врагов, приглашая попытаться его убить. Его знамя упало, команда его корабля погибла, но он все равно походил на бога войны – в сияющей кольчуге, с расщепленным щитом, длинным мечом и непокорным выражением лица.
И вот кольцо вокруг него стало сжиматься.
Я с криком бежал к нему, и Рагнар повернулся ко мне, думая, что я хочу его прикончить. Он поднял меч, но я щитом отбил клинок в сторону, обхватил Рагнара руками и вместе с ним рухнул на землю.
Стеапа и Пирлиг защитили нас, отогнав саксов и велев им поискать другие жертвы.
Я откатился от Рагнара, который сел и удивленно посмотрел на меня; на его левой руке была кровь. Клинок, пробив липовое дерево, врезался ему в ладонь, пройдя между двумя пальцами, и теперь у него как будто были две маленькие руки вместо одной.
– Я должен перевязать рану, – сказал я.
– Утред, – только и выговорил он, как будто не мог поверить, что это я.
– Я искал тебя, потому что не хотел с тобой сражаться, – сказал я.
Он вздрогнул, стряхнув разбитые остатки щита с раненой руки. Я видел, как епископ Алевольд в запачканной сутане бежит через двор, жестикулируя и крича, что Бог передал язычников в наши руки.
– Я говорил Гутруму, что надо выйти из крепости и сражаться снаружи, – пояснил Рагнар. – Тогда бы мы всех вас перебили.
– Перебили бы, – согласился я.
Оставшись в форту, Гутрум позволил уничтожать датскую армию отряд за отрядом, но все равно было чудом, что тот день окончился нашей победой.
– У тебя кровь течет, – сказал Рагнар.
Я получил удар копьем сзади, он пришелся в ногу выше колена. Шрам остался у меня и по сей день.
Пирлиг отрезал кусок ткани от одежды убитого воина и перевязал им руку Рагнара. Он хотел также перевязать и мне бедро, но кровь уже текла меньше, и я ухитрился встать. Я не почувствовал боли, когда меня ранили в бою, но теперь рана вдруг вспыхнула огнем.
Я прикоснулся к молоту Тора. Мы победили.
– Они убили женщин, – сказал я Рагнару.
Тот ничего не ответил. Он просто стоял рядом, и, поскольку бедро мое пылало и на меня внезапно накатила слабость, я обхватил его за плечи.
– Исеулт, так ее звали, – продолжал я. – И мой сын тоже мертв.
Я был рад, что идет дождь, иначе на моем лице были бы видны слезы.
– Где Брида? – спросил я.
– Я отослал ее вниз с холма, – ответил Рагнар.
Мы вместе захромали к северной части форта.
– А сам остался?
– Кто-то должен был остаться, – жестко сказал он.
Думаю, он тоже плакал, стыдясь поражения. Эту битву Гутрум просто не мог проиграть, однако проиграл.
Пирлиг и Стеапа все еще были рядом, и я заметил Эадрика – он раздевал мертвого датчанина, снимая с него кольчугу, – но Леофрика нигде не было видно. Я спросил Пирлига, где он. Священник с болью посмотрел на меня и покачал головой.
– Погиб? – спросил я.
– Да, – ответил он, – его убили топором в спину.
Внутри у меня все оборвалось, и я не мог говорить; казалось просто немыслимым, чтобы непобедимый Леофрик погиб. Но все-таки он погиб, и я желал бы похоронить его по-датски, с погребальным костром, чтобы дым от этого погребального костра достиг божественных чертогов.
– До чего же мне его жалко, – сказал Пирлиг.
– Такова цена Уэссекса, – ответил я.
Мы взобрались на северные укрепления форта, в которых уже хозяйничали воины Альфреда.
Дождь стал слабее, хотя все еще покрывал огромными занавесами долину внизу. Мы словно стояли на краю света: впереди были бесконечные облака и дождь, а за нами, на длинном крутом склоне, сотни датчан пробирались к подножию крепости, где остались их лошади.
– Гутрум, – горько проговорил Рагнар.
