Я кивнул, но ничего не ответил. Я знал, что Рагнар протрубит в рог, когда настанет время уезжать.
– Идем же, парень, – сказал он.
Я снова молча кивнул.
Его темные глаза скользнули по пустым окнам дома, потом он посмотрел на бассейн.
– Это лягушка, – спросил он, – или жаба?
– Лягушка.
– Во Франкии, – сказал он, – считают, что лягушек можно есть. – Он подошел к бассейну, и я сделал шаг в сторону, чтобы нас по-прежнему разделяла каменная чаша. – А ты ел лягушек, Утред?
– Нет.
– Хочешь попробовать?
– Нет.
Он сунул руку в кожаный мешок, свисающий с перевязи меча, надетой поверх порванной кольчуги. Теперь у него имелись деньги, два браслета, хорошие башмаки, железный шлем, длинный меч и кольчуга, хотя и требующая починки, но все равно гораздо лучше тех лохмотьев, в которых он впервые явился в дом Рагнара.
– Получишь монету, если поймаешь лягушку, – сказал он, подбрасывая серебряный пенни.
– Я не хочу ловить лягушку, – проговорил я угрюмо.
– А я хочу. – Он ухмыльнулся и выхватил меч – клинок просвистел по деревянным ножнам.
Потом Веланд шагнул в бассейн – вода не доходила даже до верха его башмаков. Лягушка поскакала прочь, шлепая по зеленой тине, но Веланд не смотрел на нее, он смотрел на меня, и я знал, что он хочет меня убить, но почему-то не мог двинуться.
Я был ошеломлен и в то же время не удивился. Веланд никогда не нравился мне, я никогда ему не доверял. Я понял, что его послали меня убить, но он не сумел этого сделать, потому что до сего момента я всегда был на людях. Когда же Брида увела меня от остальной дружины Рагнара, Веланд решил воспользоваться подвернувшимся случаем.
Улыбаясь мне, он дошагал до середины бассейна, подошел еще ближе, поднял меч… И тут я наконец очнулся и помчался по галерее с колоннами. В дом я бежать не хотел, там была Брида, и я понимал, что Веланд убьет и ее, если увидит. Он выскочил из бассейна и кинулся за мной. Я завернул за угол галереи, и тут он меня перехватил. Я рванулся назад, надеясь добраться до ворот, но он это понял и встал между воротами и мной. Его башмаки оставляли на римских плитках мокрые следы.
– В чем дело, Утред? – спросил он. – Лягушек боишься?
– Что тебе надо?
– Ага, растерял наглость, олдермен? – Он надвигался на меня, водя мечом из стороны в сторону. – Твой дядя шлет тебе привет и надеется, что ты будешь гнить в аду, пока он поживает в Беббанбурге.
– Так ты из… – начал я, но и так было ясно, что Веланд служит Эльфрику, поэтому я не потрудился закончить фразу, а отскочил назад.
– Наградой за твою смерть будет столько серебра, сколько весит новорожденный ребенок, – сказал Веланд. – Должно быть, ребенок уже родился, и дядя с нетерпением ждет твоей смерти. Я почти добрался до тебя той ночью под Снотенгахамом, едва не убил стрелой прошлой зимой, но ты вывернулся. Однако на сей раз все получится, и быстро. Твой дядя велел сделать это быстро, поэтому встань на колени, просто встань на колени. – Он махал мечом вправо-влево, со свистом рассекая воздух. – Я еще не дал мечу имя, – продолжал он. – Наверное, теперь буду звать его Убийцей Сирот.
Я отпрыгнул вправо, затем влево, но он был проворен, как хорек, и преградил мне путь. Я понимал, что загнан в угол, он тоже понимал это и улыбался.
– Я сделаю все быстро, – сказал он, – обещаю.
И тут Веланда ударил по шлему кусок черепицы. Он не был ранен, но от неожиданности отшатнулся и стал озираться по сторонам. Второй кусок попал ему в живот, третий – в плечо, и Брида закричала с крыши:
– Назад, через дом!
Я побежал. Меч просвистел в каком-то дюйме от меня, я подлетел к двери, промчался по колеснице, запряженной рыбиной, нырнул во вторую дверь, в третью, увидел открытое окно и выскочил в него. Брида спрыгнула с крыши, и мы с ней понеслись к недалекому лесу.
Веланд гнался за нами, но остановился, когда мы скрылись под деревьями.
Тогда он повернул на юг и ушел. Он сбежал, потому что знал, что с ним сделает Рагнар… А я, увидев Рагнара, почему-то заплакал. Почему? Не знаю, наверное, потому, что получил доказательства: Беббанбург потерян, мой милый дом занят врагом, у которого сейчас, возможно, уже родился сын.
Брида получила браслет, и Рагнар дал всем понять, что, если кто-нибудь ее тронет, он лично располосует обидчика колуном. Обратно она ехала на коне Веланда.
А на следующий день пришли враги.
* * *
Равн плыл с нами, и я снова стал его глазами, описывая, как армия Восточной Англии строится на невысоком клочке сухой земли к югу от нашего лагеря.
– Сколько знамен? – спросил он.
– Двадцать три, – ответил я, сосчитав.
– Что на них нарисовано?
– В основном кресты, – сказал я, – и какие-то святые.
– Жалкий человек, король Эдмунд, – заметил Равн. – Как-то раз он пытался сделать меня христианином.
Старик хмыкнул, вспомнив об этом.
Мы сидели на носу одного из причаливших к берегу судов: Равн – на стуле, мы с Бридой – у его ног, а мерсийские близнецы, Кеолнот и Кеолберт, пристроились чуть поодаль. Они были взятыми в заложники сыновьями епископа Этельбрида из Снотенгахама: хотя отец их приветствовал приход датской армии, человек делается более искренним в своих чувствах, если его сыновей берут в заложники. Так сказал Равн.
Заложников из Мерсии и Нортумбрии было около дюжины – все сыновья знатных людей, и всем им грозила смерть, если бы их отцы попытались предпринять что-нибудь против датчан. В армии находились и простые англичане, воины, – если бы не язык, они не отличались бы от датчан. Большинство из них были либо преступниками, либо людьми без хозяев, и все – отчаянными бойцами, как раз такими, каких не хватало англичанам, чтобы дать отпор врагу. А теперь эти люди сражались на стороне датчан против короля Эдмунда.
– К тому же король – дурак, – насмешливо добавил Равн.
– Почему? – спросил я.
– Он позволил нам зимовать у себя, до того как мы захватили Эофервик, – пояснил Равн. – А мы взамен пообещали не убивать его священников.
Старик негромко засмеялся.
– Что может быть глупее. Если бы от их бога была хоть какая-то польза, мы бы и так не смогли их убить.
– А почему он позволил вам там зимовать?
– Потому что так было легче, чем с нами сражаться, – пояснил Равн.
Он говорил по-английски, потому что дети, кроме меня, не знали датского, хотя Брида очень быстро все схватывала. У нее был ум, как у лисички, быстрый и изворотливый.
Равн улыбнулся.
– Глупый король Эдмунд думал, что весной мы уйдем и больше не вернемся, но вот мы здесь.
