Мы собирались устраивать игры и состязания. Озеро в центре долины замерзло, и я был зачарован тем, как датчане, привязав к башмакам кости, скользили по льду. Это развлечение продолжалось до тех пор, пока лед не проломился и один из парней не утонул, но Рагнар пообещал, что озеро как следует замерзнет после Йоля, так что я собирался тоже научиться скользить по льду. А пока мы с Бридой по-прежнему жгли уголь для Элдвульфа, который решил сковать Рагнару меч, лучший из всех когда-либо сделанных кузнецом мечей.
Нам с Бридой было поручено превратить две телеги ясеневых поленьев в самое лучшее топливо, и мы собирались разворошить кучу за день до праздника. Но она оказалась больше всех, что мы жгли до сих пор, и никак не остывала, – а если разворошить кучу раньше времени, пламя снова вспыхнет с ужасной силой и сожжет почти готовый уголь дотла. Поэтому мы проверили, хорошо ли заткнуты все отверстия, и решили, что успеем завершить работу утром в Йоль, перед началом праздника.
Большинство воинов Рагнара со своими семьями уже собрались в большом зале и спали там, где нашлось место, в ожидании первой праздничной трапезы и игр на лугу перед свадебной церемонией. Но мы с Бридой провели ночь рядом с угольной кучей, опасаясь, что какой-нибудь зверь разроет дерн и пламя разгорится. У меня с собой были Вздох Змея и Осиное Жало, потому что я с ними не расставался, а Брида взяла с собой Нихтгенгу, потому что никуда не ходила без него. Мы оба надели шубы, ведь ночь стояла холодная. Когда куча горит, можно сидеть прямо на дерне, ощущая его тепло, но только не в ту ночь, когда огонь почти угас.
– Если сидеть очень тихо, – сказала Брида, когда стемнело, – можно почувствовать духов.
Кажется, я заснул, но незадолго до рассвета проснулся и увидел, что Брида спит. Я осторожно сел, чтобы ее не разбудить, и уставился в темноту. Я сидел очень тихо и прислушивался к скедугенганам. Гоблины, эльфы, духи, призраки, гномы – все эти создания приходят в Мидгард по ночам, крадутся между деревьями, и когда мы с Бридой жгли уголь, то оставляли для них угощение, чтобы они не тревожили нас. И вот я проснулся, прислушался – и уловил какие-то звуки в ночном лесу: что-то двигалось, кралось по опавшим листьям, негромко вздыхал ветер.
А потом я услышал голоса.
Я разбудил Бриду, и мы оба замерли. Нихтгенга тихонько зарычал, но Брида шикнула на него, и он умолк.
В темноте крались люди, несколько человек подошли к угольной куче, и мы скользнули во мрак под деревьями. Мы оба умели двигаться словно тени, а Нихтгенга не издал бы ни звука без разрешения Бриды. Голоса доносились снизу, и мы поднялись на холм и съежились в непроглядной тьме. Раздался удар кремня по железу, загорелся небольшой огонек. Кто-то искал тех, кто стережет угольную кучу, но не нашел и спустя некоторое время спустился с холма, а мы двинулись следом.
Заря чуть окрасила восточный край неба серым. На листьях лежал иней, дул ветер.
– Нам нужно предупредить Рагнара, – прошептал я.
– Мы не сможем, – сказала Брида и была права: среди деревьев находился не один десяток человек, все между нами и домом, и мы были слишком далеко, чтобы предупредить криком. Мы попытались обойти незнакомцев и побежали по гребню холма, собираясь спуститься к кузнице, где спал Элдвульф, но не успели преодолеть и половину расстояния, как загорелись огни.
Этот рассвет клеймом врезался в мою память, на ней остались ожоги от горящего дома. Мы ничего не могли сделать, только смотреть. Кьяртан со Свеном привели в нашу долину больше сотни человек, они напали на дом Рагнара, подожгли солому на крыше. Я видел Кьяртана и его сына, они стояли перед домом, освещенные факелами, и, когда люди начали выбегать, убивали их копьями и стрелами. Груда тел росла в свете пожара, пламя все разгоралось, ревело, заслоняя собой свет серой зари. Мы слышали, как внутри кричат люди и животные. Несколько человек выскочили с оружием, но их убили те, кто окружил дом: они стояли под каждым окном, у каждой двери и убивали тех, кто спасался бегством, но не всех. Молодых женщин согнали в кучу, Тайру подвели к Свену, он сильно ударил ее по голове, и она лежала у него в ногах, пока он расправлялся с ее семьей.
Я не видел Равна, Рагнара и Сигрид мертвыми, хотя они наверняка погибли. Подозреваю, что они сгорели в доме, когда в ревущем огне, дыму и снопах искр рухнула крыша. Элдвульф тоже погиб, и я плакал. Мне хотелось выхватить Вздох Змея и броситься на тех людей, но Брида меня удержала.
Потом она сказала, что Кьяртан со Свеном наверняка будут прочесывать лес рядом с домом в поисках выживших, и убедила меня вернуться под залитые светом деревья. Заря протянулась по небу металлической полосой, солнце стыдливо пряталось в облаках, когда мы, спотыкаясь, брели наверх – искать спасения среди обломков скал в лесу на холме.
Весь день от дома Рагнара поднимался дым, и всю следующую ночь над темными ветвями деревьев виднелось зарево. Лишь на второе утро вились только тонкие струйки дыма над долиной, где мы совсем недавно были так счастливы. Мы с Бридой подобрались ближе, оба оголодавшие, и увидели, как Кьяртан и его люди роются в углях.
Они вынимали искореженные куски металла, превратившуюся в ком кольчугу, серебро, сплавившееся в слитки. Они забрали все, что можно было использовать или продать. Они были недовольны, словно нашли слишком мало, хотя набрали достаточно, даже вывезли на телеге инструменты и наковальню Элдвульфа. Тайру, с веревкой на шее, посадили на лошадь, которую повел в поводу одноглазый Свен. Кьяртан помочился на кучу догорающих углей и засмеялся каким-то словам своего воина. После полудня они ушли.
Мне было шестнадцать, и я больше не был ребенком.
А Рагнар, мой господин, мой отец, был мертв.
* * *
Тела лежали в золе; невозможно было понять, кто есть кто, невозможно было даже отличить мужчин от женщин: в жарком пламени мертвецы съежились и походили теперь на детей, а дети – на младенцев. Тех, кто погиб снаружи, можно было опознать, и среди них я нашел Элдвульфа и Анвенда, раздетых донага. Я искал Рагнара, но так и не нашел. Я гадал, почему он не выскочил из дома с мечом в руке, и решил, что он предпочел умереть так, чтобы не видели враги.
Мы нашли еду в одном из погребов, который пропустили люди Кьяртана, обыскивая дом. Пришлось разгребать горячие головешки, чтобы добраться до погреба; хлеб, сыр и мясо отдавали пеплом, но мы все равно поели. Молча.
Вечером к дому начали робко подходить англичане, оглядывая пожарище. Они боялись меня, считая датчанином, и опустились на колени, когда я подошел. То были немногие спасшиеся счастливцы, потому что Кьяртан вырезал всех нортумбрийцев в Сюннигтвайте, даже детей, громко обвиняя их в сожжении дома Рагнара. Люди, должно быть, знали, что это его рук дело, но устроенная им в Сюннигтвайте резня все запутала, и потом многие считали, будто англичане и в самом деле напали на дом Рагнара, а Кьяртан отомстил им. И вот сейчас перед нами стояли уцелевшие.
– Приходите утром, – сказал я им, – похороните тела.
– Да, господин.
