Я махнул вперед. Мы приближались к Отстойнику; сквозь висящую над ним дымку уже проглядывали мертвые деревья и темные конические силуэты холмов за ними.
— Вот это техника! — воскликнула вдруг Эви.
Поднявшись из кресла, она показала влево, на склон каменистого холма.
Я выглянул в окно. На склоне стояла необычная приземистая машина — обводами ее корпус смахивал на танкер, только без башни, передние колеса были из литой резины, а вместо заднего моста — гусеницы. Но больше всего меня удивила кабина: полукруглый колпак, покрытый хитиновым панцирем, с длинными гибкими усиками антенн и распахнутым люком наверху. Присмотревшись, я понял, что это вовсе не хитин, а рябое от ржавчины железо. Двигатель бронехода рокотал громче моторов «Зеба». Рядом с гусеницей сгорбился человек. Он бил кувалдой по тракам, скорее всего, вколачивал железный «палец», соединяя разорванные звенья.
— Стреляйте! — заорал я, узнав его.
Эви растерянно оглянулась.
— Стреляй, Разин!!
Человек возле бронехода, обернувшись, схватился за висящий на поясе разрывник.
Лязгнув затвором, Разин дернул пулемет, но турель заклинило, и ствол оружия остался смотреть прямо по курсу «Зеба». С носа долетела ругань.
Богдан выстрелил первым. Он целил в Разина, но я газанул, и пуля из разрывника угодила в кресло. Разлетелись щепки, и мое любимое кресло-качалку, которое было со мной столько сезонов, сидя в котором я сочинил кучу песенок, исполняемых теперь по всей Пустоши, будто ураганным порывом смело за ограждение.
Разин врезал ногой по турели. Он выкрикивал какие-то незнакомые слова — явно ругался, только я не мог ничего понять. Эви вскинула револьверы, но Богдан успел запрыгнуть на бронеход и нырнул в люк.
Я крутанул штурвал, направив «Зеб» к бронеходу. Расстрига высунулся наружу — теперь разрывник висел на поясе, а в руках была толстая труба длиною в два локтя.
Они с Эви выстрелили. Если бы цыганка знала, что противника защищает броня, то целила бы ему в голову, а так Богдан лишь дернулся, когда в него угодила пуля. И жахнул из ракетомета. Дымная полоса с шипением пронеслась к самоходу. «Зеб» содрогнулся от взрыва.
Хорошо, что движки у нас сзади, а то бы каюк настал моему самоходу. Ракета пробила борт и взорвалась в пустом трюме. Ударная волна взломала палубу перед рубкой, сбросив Эви за ограждение.
А у Разина от толчка расклинило турель. Толстый ствол задрожал, озарившись быстрыми свирепыми вспышками. Оружие глухо, тяжело застучало, звук этот отдался легкой болью в груди.
Крупнокалиберные пули ударили в Богдана. Он бросил ракетомет и схватился за разрывник. Пули колотили в него, тело сотрясалось. Богдан вылез на покатую броню, двигаясь будто против ураганного ветра, наклонившись вперед, шагнул раз, другой. Поднял разрывник. Разин присел, задирая ствол пулемета.
Следующая пуля оторвала Богдану голову. Эви где-то позади вскрикнула, я сжал штурвал так, что побелели костяшки пальцев. Разин выглянул над щитком и крикнул:
— Тормози!
Перемахнув за ограждение, он вытащил серебристый обрез из-под шинели и побежал к бронеходу.
Я остановил машину, не глуша движки, вышел из рубки и первым делом посмотрел за корму. Эви сидела на песке и трясла головой. Крови не видно — похоже, ее только контузило. Раз она вскрикнула, увидав, как Богдан лишился кумпола, значит, соображает что к чему — ну и хорошо. Спрыгнув, я окинул взглядом «Зеба». Колеса были целы, в борту точно посредине появилась здоровенная дыра, в которой виднелись сломанные внутренние перегородки и обгоревшие куски свалившихся вниз палубных досок.
Я отвернулся, чтобы не видеть эту рану, и медленно пошел ко второй машине.
Тело расстриги лежало на броне. Разин, успевший спрыгнуть в люк бронехода и заглушить двигатель, выбрался обратно.
— Эвитта цела? — спросил он.
Я кивнул, остановившись внизу, а Разин склонился над мертвецом и зачем-то разорвал рубаху на его груди. Пригляделся и сказал негромко:
— Металлопластик.
— Что? — не понял я.
— На этом человеке композитная броня, вот что. — Выпрямившись, он уставился на меня. — Ты знал его?
— Это тот, кто меня нанял.
— Это, — Разин пнул безголового мертвеца, — человек Губерта!
— Не знаю никакого Губерта. — Я обернулся, услышав шаги Эви. — Парень назвался Богданом и нанял меня доставить груз в Арзамас.
Цыганка остановилась рядом. Темные волосы ее растрепались, из носа текла кровь, она то и дело вытирала лицо рукавом и громко сопела.
— Как ты? — спросил я.
— А ты не видишь? Очень хорошо себя чувствую, аж ноги дрожат! — Она фыркнула, и капельки крови разлетелись из ноздрей. — Ладно, на аварийной посадке еще хуже бывает. Шмякнешься, бывало, на полосу, так только и думаешь, чтоб хребет из темечка не выскочил. Что тут у вас? Кто этот тип?
— Этот человек нанял меня доставить груз в Арзамас, — повторил я.
Разин пробормотал:
— Выходит, атаку на город организовал Губерт?
— Что за Губерт? — спросила Эви. Он молчал, и цыганка пихнула меня в плечо.
— Откуда я знаю? — Показав на главу Меха-Корпа я зашагал к «Зебу». — Его спрашивай.
— Бинокль мне дайте! — окликнул нас Разин.
Эви забралась на палубу вслед за мной, вытащила из кожаной сумки бинокль, спрыгнула и вернулась к бронеходу. Я, войдя в рубку, прислушался к звуку моторов. Вроде бы не звенят, ровно работают.
Передвинув рычаг, я повел машину к склону. Слева за каменистым холмом были развалины древней эстакады, справа — роща. Когда «Зеб» остановился возле бронехода, Разин опустил бинокль и показал влево. Забравшаяся на покатую носовую броню Эви крикнула:
— Едут!
Придерживая штурвал одной рукой, я снял бинокль с полки.
Два или три батальона омеговцев двигались в сторону Арзамаса. Четыре… нет, пять танкеров, больше десятка сендеров с мотоциклетками и два грузовика с солдатами в открытых кузовах. С двух сторон машины объезжали груду обломков, лавировали между откатившимися от нее кусками бетона. Одного этого отряда хватило бы, чтобы оккупировать Рязань, а к Арзамасу, судя по всему, двигалось несколько таких групп, чтобы соединиться и окружить его кольцом машин, людей и направленных на город стволов.
Конец Форту, понял я, увидев прицепленные к грузовикам пушки на колесных лафетах. Его просто раздолбают снарядами, а после захватят, и Меха-Корп, лишившийся своих оружейных складов, ничего не сможет сделать.
— Разин! — позвал я, когда оба они перебрались на палубу самохода, и тронулся с места. — А почему вы вообще с Омегой сцепились?
Он повесил бинокль на ремень, присел за бронированным щитком пулемета и спросил:
