Рис. 53. Рисунок с одной из майкопских ваз. 3-е тысячелетие до н. э.
Среди узоров на блюде из Сакиза есть некоторые, напоминающие существ, встреченных на изделиях из станицы Келермесской и Мельгуновского кургана. Так, все самые характерные для скифского искусства мотивы, за одним заметным исключением, уже найдены в полностью развитой форме в четырех самых древних местах, которые можно связать со скифами. Исключение составляют сцены, изображающие одного или более животных, нападающих на другое животное, так, например, рыба-крыло с ножен из Мельгуновского кургана.
Самый характерный одиночный мотив в искусстве скифов – это олень. Будучи изначально объектом поклонения среди сибирских аборигенов, он, видимо, утратил большую часть своего давнего религиозного значения ко временам скифов, но более чем вероятно, что вера в то, что олени переносят души мертвых в потусторонний мир, была все еще широко распространена в Евразии в течение 1-го тысячелетия до н. э. Она продолжала существовать еще до недавнего времени у бурят. Возможно, это объясняет присутствие изображений оленя на погребальных предметах и может помочь объяснить наличие оленьих рогов на лошадиных масках, обнаруженных в Пазырыке, где скорбящие соплеменники вполне могли надеяться ускорить путешествие покойников в загробный мир, наделяя своих коней посредством этих масок дополнительной быстротой оленя или птицы. Олени, украшающие гроб в Пазырыкском кургане № 2, изображены с большой реалистичностью. И наверное, имеет значение то, что они показаны бегущими, тогда как олени, появляющиеся на предметах, никак не связанных с похоронами, часто находятся в позе отдыха и настолько сильно стилизованы, что трудно представить себе, что они были предназначены здесь для какой-то другой цели, недекоративной. Самые лучшие золотые фигурки оленей относятся к сравнительно недавнему времени. Более крупные из них часто являлись центральными украшениями на щитах и обычно представляли собой золотые рельефные изображения.
Великолепный олень из станицы Костромской относится к VII–VI вв. до н. э. Он находится в лежачем положении с подогнутыми под себя ногами, так что видны подошвы его копыт. Треугольные по форме, они не чрезмерно преувеличены, и, хотя олень лежит или скорее пригнулся к земле, его голова поднята, так что рога лежат у него на спине. Его шея вытянута, как будто он стремительно движется, как большой планер навстречу ветру; кажется, что чуткие вздрагивающие ноздри дают ему энергию. Его круглый глаз выражает опаску, мускулы шеи и тела так напряжены, что, хотя животное изображено на отдыхе, от него остается впечатление быстрого, легкого движения. Этот олень является превосходным образцом, подобия которого с небольшими отклонениями вновь возникают на различных предметах всевозможных размеров и возраста.
Другая важная, пусть даже и не такая интересная, находка была сделана в Куль-Оба в Крыму. Ее следует отнести к середине IV в. до н. э., то есть к более позднему сроку, что подтверждается стилистическими особенностями, так как, хотя сам олень имеет прекрасные формы, при сравнении с оленем из станицы Костромской выявляется нечто слегка механическое в обработке рогов. В этом случае стилизация недостаточно художественна, ухо почти неузнаваемо, глаз выполнен не очень аккуратно, а подвернутые под себя копыта преувеличенно заострены. Эти особенности дают основания предположить здесь руку скорее городского мастера, нежели кочевника. Заполнение пустого пространства на теле оленя изображениями более мелких животных также сделано скорее в псевдокочевом стиле, нежели в чисто скифском. Рыба из Феттерсфельда, которая почти совпадает с ним по возрасту, относясь не ранее чем к первым десятилетиям V в. до н. э., имеет не менее великолепные формы, чем олень из Куль-Оба, и точно так же ее поверхность покрыта неуместными вставками, представляющими собой различные сцены из жизни животных, которые, хоть и искусно выполненные, чужды ей.
Оба этих изделия, должно быть, вышли из одной мастерской, и берет соблазн приписать их работе греков из Ольвии, которые не сумели провести различие между зооморфическим сращением, служащим для завершения дизайна, и таким типом заполнения пустого пространства, которое нарушает его целостность.
Подобная критика неприменима к роскошному бронзовому штандарту VI в. до н. э. из кургана № 2 в местечке Ульском. Здесь изображение так сильно стилизовано, что звериные формы, которые легли в его основу, потеряли свой облик в геометрическом узоре, который служит обрамлением для маленького геральдического оленя, помещенного в специально оставленном для него пустом месте.
Великолепный золотой олень из Тапиошентмартона в Венгрии демонстрирует большую чистоту замысла, чем в образчике из Куль-Оба. Он более близок оленю из Костромской, чьим потомком явно является. Его конечности очерчены изящными насечками, ноги имеют четкие контуры, копыта аккуратной формы повернуты вверх. Первоначально его глазные и ушные отверстия были заполнены эмалью, наводя на мысль о персидском влиянии. И все же это, вероятно, опять греческая работа, так как насечка такого типа нехарактерна для скифского искусства. Олень относится к сравнительно раннему периоду – уж конечно, не позже V в. до н. э.
Фигурки рыб встречаются довольно часто, хотя в Сибири чаще, чем в Скифии. На Ближнем Востоке рыбы несли в себе религиозный смысл, и на Кавказе они жили в легендах и сохранили определенное символическое значение и во времена христианства. Большие изображения рыб, вырубленные из камня, до сих пор можно найти на высоких, открытых обзору местах в Армении, где они были, вероятно, установлены с ритуальными целями в те времена, когда олицетворяли собой бога погоды. В скифском искусстве они характерны для древнего периода. В Пазырыке они появляются довольно часто, а одна рыба была включена в рисунок, вытатуированный на ноге монголоидного вождя.
Использование разноцветной эмали было тем средством, к которому прибегали еще в далекие времена расцвета Ура
[18]
, но нигде в античном мире ее не применяли более щедро и с большим великолепием, чем в Персии времен династии Ахеменидов. Должно быть, скифы научились этой тонкой технике у персов, так как предметы несколько более раннего периода из Сибири обычно еще украшены вставленными камнями, а не эмалью. Увлечение скифов эмалью было особенно выражено в течение первых лет их доминирующего влияния, и нет указаний на то, что родственные им племена когда-либо использовали этот непростой и дорогостоящий способ украшения. Прекрасный ранний образец эмали представлен золотым леопардом, найденным в станице Келермесской, чьи формы полны той же самой изящной силы, что и практически современный ему олень из станицы Костромской. Пристрастие к эмали не ограничивалось только Кубанью. Из Алтын-Оба в Крыму до нас дошла фигурка львицы из литой бронзы, датируемая приблизительно VI–V вв. до н. э.
Она покрыта позолотой, а центральная часть ее тела сделана из крохотных вертикальных золотых секций, заполненных эмалью. Здесь тоже, как и у келермесского леопарда, пальцы на лапах и щеки животного обозначены резьбой.
