В сентябре 1986 года мне выпал долгожданный отпуск. Я уехал с семьей в Хосту — в санаторий Северного флота «Аврора». И вдруг как гром с ясного неба — «Сообщение ТАСС»: «Сегодня утром, 3 октября на советской атомной подводной лодке с баллистическими ракетами на борту в районе Бермудских островов в одном из отсеков произошел пожар… На борту подводной лодки есть пострадавшие.» Я сразу понял, что это наш корабль. Но какой именно? С трудом дозвонился до Гаджиева, трубку снял командир дивизии Пархоменко. У меня только один вопрос — «Кто?». У него только один ответ — «Британов».
6 октября 1986 года в 23 часа 03 минуты по московскому времени посреди Саргассова моря затонул атомный подводный крейсер стратегического назначения К-219. По великому счастью, командир корабля, капитан 2-го ранга Игорь Британов успел пересадить весь экипаж на надводное судно. Сам покинул тонущий крейсер последним. Погибли шесть человек, хотя, как показал позднейший, не менее печальный опыт, в подобных ситуациях теряется большая часть экипажа, как это было на «Комсомольце», не говоря уже о злополучном «Курске».
Москва метала громы и молнии, требовала точного ответа — кто виноват. Гибель К-219 приобрела международный резонанс Генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Горбачеву сообщили о катастрофе в тот момент, когда он вел переговоры с Президентом США Рейганом в Рейкьявике Генсек приказал прекратить боевое патрулирование. Так был остановлен Цикл — великое подводное противостояние в Мировом океане, беспрецедентное в морской истории человечества К-219 его открыла, К-219 его и закрыла, погрузившись раз и навсегда на пятикилометровую глубину коварного Бермудского треугольника В реакторном отсеке остались надежно заглушенный атомный котел и человек, который успел это сделать ценой своей жизни, старший матрос Сергей Преминин.
В Гаджиево одна за другой прибывали высокие комиссии. Малов прервал отпуск и вылетел на Север. Разбирательство шло по старому флотскому правилу: корабль хороший — заслуга командира, корабль плохой — вина старпома Малов по своей должности в штабе дивизии был как раз тем самым, всегда виноватым старпомом.
— Гибель К-219 стала закономерным итогом той порочной системы, которая сложилась, увы, не только на нашей дивизии, — анализирует Николай Николаевич. — Это же не дело, когда подводник, сдав боевой пост по контролю за баллистическими ракетами, тут же уходил нести караул на гауптвахте или чистить картошку в береговую столовую. Ни одна из комиссий не исследовала всего комплекса причин, приведшего к катастрофе. Во-первых, все прекрасно о них знали, во-вторых, докладывать о них наверх было невыгодно. Поэтому комиссия отметила недостатки в подготовке только одного британовского экипажа А ведь в Атлантике тогда находилась отнюдь не одна К-219, а целых пять подобных ей кораблей! И у всех были те же проблемы. Никто не хотел выслушивать точные и объективные ответы начальника на всевозможные грозные «почему?».
«Почему в учебный центр поехал не весь экипаж, а только один корабельный боевой расчет?» Невозможно представить, что кто-то из вопрошающих записал бы потом в казенные бумаги честный ответ начальника штаба «Да потому, что в дивизии некого было посылать в гарнизонные караулы». — «Почему не выдержаны сроки отработки курсовых задач?» — «Да потому что вопреки указанию главкома и нашим протестам, корабль, только что вернувшийся с боевой службы, был отправлен на флотские учения с ракетной стрельбой». И только адмирал В. Мочалов, зам командующего Северного флота по боевой подготовке, откровенно признался: «У нашего командования за все время действия “ответных мер”, не нашлось решимости доложить о невозможности очередных походов ввиду перенапряжения людей и кораблей».
А дальше все было в духе времени. Контр-адмиралу Николаю Малову предложили оставить службу на боевых кораблях и подыскали ему береговую должность — начальника Нахимовского училища в Ленинграде. Он же не мыслил себя без службы не действующем флоте. Добился приема у главнокомандующего и получил резонный, в общем-то, ответ на свою настоятельную просьбу. «Нам толковые моряки и на берегу нужны». Все, в том числе и главком, понимали, что контр-адмирал Малов, по большому счету, ни в чем не виноват, и снятие ею с должности, точнее, перевод на другую — всего-навсего лишь дисциплинарно-поучительная акция.
Так Николай Малов невольно осуществил мечту своего детства: принял нахимовское училище вместе с его беспокойными питомцами, у каждого из которых была своя мечта — уйти поскорее в большие моря. Училище, как и весь флот, как и вся страна, переживало лихие времена — 90-е годы, годы костоломных, бездумных ельцинских «реформ». Но именно в эти немилосердные годы Малов, что называется, пробил у московского начальства для юных моряков дорогу в большие моря. Нахимовцев стали брать в заграничные походы. Сначала была Финляндия, потом Дания, Голландия… И вот уже исторические бастионы острова Корфу, Париж… Ничего подобного за всю более чем полувековую историю училища не было. А тут — поход в Америку, на празднование 50-летия Победы в Пёрл-Харбор. Репортеры снимали нахимовцев, которые стояли рядом с Президентом США.
Чиновники косились, шипели, что «загранка» для нахимовцев не положена, а ребята в белых форменках с гордостью носили жетоны настоящих моряков — «За дальний поход», не подозревая, чего стоило их начальнику это новшество.
Мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, восхищенный бравым видом «питонов», решил открыть второе нахимовское училище — в Кронштадте (морской кадетский корпус). Но дело вовсе не в том, как красиво печатают шаг нахимовцы, когда маршируют по Красной или по Дворцовой площадям. Просто Николай Малов, помимо всего прочего, спасал сирот, спасал детей…
— Когда я принял училище, у нас было восемь круглых сирот. Перестройка и все ее последствия осиротили множество детей. Страшно сказать, что в 90-е годы их было вчетверо больше, чем после окончания Великой Отечественной войны, — два миллиона! Разумеется, я не мог превратить нахимовское училище в сиротский дом, но тем не менее, если мальчишки, оставшиеся без родителей, приходили к нам, мы делали все возможное, чтобы они нашли в стенах Меншикова дворца вторую семью. Скажем, так, при поступлении давали им фору и в физическом развитии, и в школьных знаниях. Они потом, как правило, наверстывали и то, и другое. Когда я покидал училище, в наших ротах обучались восемьдесят восемь круглых сирот. Рота, разумеется, родной семьи не заменит, но спасет от злых людей, от наркомании и прочих зол, которые подстерегают беспризорных ребят на улице.
В 2002 году Николаю Малову вручили знак старейшего на планете рыцарского ордена — Константина Великого. Церемония посвящения проходила в Москве. На золотые погоны лег бело-красный орденский плащ… Сегодня контр-адмирал запаса Николай Малов возглавляет петербургский филиал Военно-страховой компании. Он страхует своих былых товарищей по оружию. Когда он выходил в моря, его никто не страховал. Потому что рыцари воюют без страховки.
КОМАНДИР УХОДИТ ПОСЛЕДНИМ…
Такого в океане еще не было- Тонул атомный подводный ракетоносец. Тонул медленно и мучительно. На его борту были четыре трупа и один живой человек. Трупы лежали в отсеках. Живой — стоял на мостике и смотрел, как неотвратимо уходит под воду широкий и округлый нос атомарины. Это был командир.
