Во всяком случае, еще не поздно исправить эту явную историческую несуразицу.
ЗА МОРСКУЮ ЧЕСТЬ
Подводная лодка К-228 отрабатывала очередную курсовую задачу в море. Командир корабля, капитан 1-го ранга А.А. Никитин с тревогой думал о предстоящем всплытии. Дело в том, что штаб СФ в суточном плане дал точку для всплытия как раз в том районе, где, по сведениям, находится английский фрегат «Лондон». И вообще командир недоумевал, почему их не заводят в наши территориальные воды, почему он должен всплыть за 20 миль от них в светлое время суток, вблизи от международных путей? Много других «почему» вертелось в голове, оставаясь без ответа.
Старший на борту, начальник штаба дивизии, капитан 1-го ранга О.Л. Лазарев, видя сомнения командира, не мог показать, что у него самого еще больше вопросов, правда, с ответами на некоторые из них. Он знал, что план составлен еще вчера, а разведывательная сводка получена сегодня и на нее на КП флота не могли не обратить внимания. Но никто в 7 утра не рискнет обратиться к командующему СФ за разрешением изменить план флота. А почему не разбудить, почему самому оперативному дежурному флота не принять решение? Все просто: дело в ответственности. А вдруг что-то произойдет? Другое дело, когда прибудет командующий флотом. Надобность в докладе об изменении плана уже отпадет, правда, может появиться необходимость в другом докладе: почему ПЛ всплыла в непосредственной близости от иностранного боевого корабля? Но всегда можно что-то свалить на командира корабля: не принял мер по обеспечению скрытности, не использовал всех возможностей… А там пусть разбираются… И где этот фрегат окажется через час… Начальник штаба находился четвертый год в должности и прекрасно знал, почему такие нелепые указания шли на ПЛ.
Контр-адмирал Олег Лазарев:
«Закончился сеанс связи, в перископе — один туман, радиолокационный горизонт чист. Это обстоятельство несколько успокаивало: раз в море туман, то он мог помочь незаметно проскочить в территориальные воды. Однако это 15 миль в надводном положении или час полного хода. Меньше никак не получается. На исходе 14-е сутки плавания, экипаж отработан, ни одного замечания с берега, все как по маслу. Так не бывает, думал начальник штаба Опыт и интуиция подсказывали: когда все хорошо, значит что-то не так. Понятно, что в море недостатков и замечаний по экипажу было предостаточно, но для этого и вышли, чтобы их устранить и восстановить навыки плавания. Но чтобы все было гладко, даже ни одной аварийной тревоги… Вот это настораживало. Наконец принято решение, и ракетный крейсер начал мероприятие по всплытию в надводное положение. Боевая тревога, все доложили о готовности к всплытию, и опять все идет, как по расписанию. Следует четкий доклад: акустический горизонт чист. Нет, что-то здесь не то, еще раз отметил про себя НШ, не иначе, где-то затаился супостат. Всплыли под перископ: визуальный и радиолокационный горизонт чист, в сторону берега видимость полная, в сторону моря в 15 кабельтовых сплошная стена густого тумана. Продули балласт, всплыли в надводное положение, выключили локацию и дали самый полный ход в сторону берега, оставляя туман по корме. Но, хочешь или нет, положено дать радио о всплытии. Не хотелось этого делать, но документы обязывают. Радио прошло с первой попытки, даже квитанцию получили без задержек. Стена тумана оставалась все дальше и дальше по корме. Это несколько расслабляло, но все равно до территориальных вод еще 10 миль. Вдруг из тумана сначала показался вертолет, а через пару минут и фрегат «Лондон». Мы выжимали все, но не могли обеспечить своевременный заход в свои территориальные воды. Дальше события развивались очень просто: фрегат нагнал и перегнал нас. Отрезав нас от территориальных вод, он начал маневрировать, мешая нам пройти. Имея преимущество в скорости, выполнить этот маневр он мог без труда. Ситуация сложилась незавидная, можно было стать объектом позора для всего флота шутка ли, что англичанин не пускает РПКСН в родные воды!
Подготовили и передали радио в штаб флота об обнаружении фрегата, но о его действиях не докладывали, не хотели выглядеть в глазах командования беспомощными. С другой стороны, практически одновременно и у командира, и у НШ родился дерзкий план. Но осуществить его можно было только обманом англичан. Для начала надо было усыпить их бдительность. Мы начали маневрировать на параллельных галсах в дистанции 2 кабельтовых друг от друга на скорости 15 узлов. Поочередно мы то опускали одну антенну за другой, то снова поднимали их. Какой-то промежуток времени лодка была готова к погружению. Несколько раз поднимались выдвижные, имитируя их проверки. Народ на мостике не показывался, кроме командира и НШ, которые также периодически покидали мостик, наблюдая за фрегатом через стекло в ограждении рубки. Наконец мы заметили снижение интереса со стороны фрегата, меньше стало народа на его палубах, меньше телеоператоров. Когда пилоты вертолета отлучились из кабины, а заправка вертолета топливом еще не была закончена, мы решили действовать. Весь экипаж находился по готовности № 1, ждал команду к срочному погружению. Но были особенности: первая — руководящими документами категорически запрещалось погружаться на такой дистанции от надводной цели, вторая — погружение должно было проводиться на 15 узлах, что противоречило инструкции по управлению подводной лодкой. Кроме того, решено погружаться не в два приема, а в один, с заполнением всех цистерн главного балласта Последовательность и открытие цистерн главного балласта тщательно анализировались. Запустили секундомеры и начали погружение Самое главное было в контроле и последовательности открытия всех ЦГБ. Все клапана ЦГБ открылись по команде, как часы. Экипаж ПЛ действовал виртуозно, но такого эффекта не ожидал. После команды срочное погружение, РПКСН через несколько секунд ударился рубочными рулями о воду. Через полминуты мы уже были на глубине 50 метров. ПЛ управлялась очень хорошо. Командир дал команду: «Лево на борт». Начался поворот в сторону от фрегата, заходя ему в корму, то есть в сторону территориальных вод. До них оставалось всего 10 кабельтовых. На фрегате взревели турбины, и он дал самый полный ход Наш маневр для них был полной неожиданностью. На фрегате включили всю акустику в активный режим но, учитывая его движение вдоль территориальных вод, стало ясно, что он нас потерял. После пересечения границ территориальных вод мы всплыли и наблюдали фрегат уже на горизонте. Он шел со скоростью 30 узлов. Обнаружив наше всплытие в территориальных водах, фрегат сбросил ход. В воздух был поднят вертолет, который подлетел к территориальным водам и завис над водой, пытаясь сфотографировать наш корабль. Мы ему позировали и показывали жесты, хорошо понятные не только глухонемым. На вертолете обиделись, так как он резко развернулся и полетел на фрегат.
По времени мы должны были следовать в базу. Однако нас опять мучили вопросы, как командование расценит наш маневр. Было ясно, что отрицательно. Решили промолчать, но не вышло. Оказывается, когда фрегат нас догнал, мы появились на локаторе берегового поста, который вел фрегат «Лондон». Пост тут же доложил на КП флота о том, что рядом с фрегатом всплыла АЛЛ. По приходу в базу пришлось доказывать командующему флотом, что это не так. Это-то мы доказали, а на вопрос, как ушли от фрегата, ответить было сложнее. Придумали байку про маневр по скорости и курсу, но любому грамотному офицеру она была понятна. На первое время нас оставили в покое. Спустя несколько недель меня вызвал начальник штаба флотилии и показал яркий иностранный журнал, где в красках было расписано, как РПКСН за 8 секунд погрузился под воду, и наши фотографии во всей красе. Благо не было заснято, как ПЛ погружалась, не успели, но зато описали. На вопрос, что это значит, пришлось дать стандартный ответ — как всегда, клевещут на нас в надежде выбить дополнительное финансирование для своих ВМС. В принципе, ответ его устраивал. Только НШ флотилии хотел что-то сказать, как зазвонил телефон. На связи был командующий флотом, который интересовался результатами расследования. Я понял, что скоро, может быть, сменю профессию. Но НШ флотилии четко докладывал, что погрузиться за 8 секунд — это фантастика, даже теоретически невозможно. Так что клевещут в целях выбивания дополнительного финансирования для своих ВМС. НШ положил трубку и жестом дал понять, что разговор окончен и я свободен. Но когда я взялся за ручку двери, он вскочил с места со словами, которые вырвались из него, вымученные противоречивостью между корректностью и интеллигентностью, в сочетании с ответственностью за все корабли флотилии, с одновременным желанием вспомнить самые действенные слова на флоте. Грозя пальцем, сорвавшимся голосом он воспроизвел: “В первый и последний раз, и никому ни слова, Маринески хреновы! Не дай Бог, найдутся и другие «асы»… Научил на свою голову”. Я стоял у двери с чувством благодарности и полного понимания. Секунд 20 мы смотрели друг на друга. Неожиданно НШ показал на кресло, я вернулся и снова сел. Он достал две рюмки, налил в них коньяка и сказал, что мечтает о внучке, которую будет нянчить на своих руках, водить в детский садик и школу. Я обещал, что такого больше не повторится, а у внучки будет лучший дед на свете На прощание он поделился, что не сомневался в наших расчетах и уверенности в маневре, но мирное время не требует риска. Хотя как знать, легко рассуждать на берегу. Пожав ему руку, я вышел из кабинета с мыслями о порядочности этого офицера флота, почему такое качество не указывают в аттестациях, и о данном мною обещании НШ, которое опять повторил про себя и при этом мысленно добавил: но только в мирное время.
