Но главным иностранным вкраплением в армиях белых оказались чехи и словаки из долго воевавшего на стороне Колчака Чехословацкого легиона, один из его генералов Радола Гайда даже назначен на время Колчаком командующим всей его Сибирской армией. Борьба Чехословацкого легиона на белой стороне оказалась в 1920 году смазана бегством чешских легионеров при разгроме Колчака от красных, сопровождавшимся разложением всего этого легиона и даже мятежом части легионеров в критические дни против колчаковской власти в Иркутске и Владивостоке. Чехи и до того в основной своей массе искренними соратниками русских белогвардейцев не были, а к началу 1920 года «их легион просто устал драться», как констатировал затем Уинстон Черчилль. Поэтому в нашей истории о белочехах остались противоречивые воспоминания, вплоть до обвинений чехословаков в том, что они в обмен на право украсть часть золотого колчаковского запаса выдали в январе 1920 года самого Колчака красным на казнь, хотя история с пленением Колчака и участие в этом чехов не так уж однозначны.
В любом случае даже явные сторонники белой идеи, обвиняющие сейчас чехословацких легионеров в трусости и предательстве адмирала Колчака, словно забывают, что именно мятеж чехословацких легионеров весной 1918 года позволил тайным офицерским группам захватить власть у Советов во множестве городов от Волги до Сибири. Что именно эти чешские полки Гайды, Кадлеца, Сыровы, Чечека два года воевали на правах союзного войска бок о бок с армией Колчака. Что если при разгроме белых в 1920 году не все командиры Чехословацкого легиона оказались на моральной высоте, то обычные солдаты и офицеры и тогда в своих эшелонах увезли от мести красных за Байкал многих белых офицеров, переодевая их в чешскую форму и оружием отгоняя от вагонов стаи красных партизан. Да и командиры Чехословацкого легиона вели себя по-разному. Если начальник всего Чехословацкого корпуса генерал Сыровы отказался защищать Колчака от красных и прямо заявил: «Сейчас долг чехословаков – думать только о своем спасении», если Гайда оказался замешан с эсерами в мятеже против Колчака, то чешский полковник этого же легиона Швец застрелился от стыда за то, что его солдаты отказываются сражаться и бросают русских союзников, а в 1918 году этот же полковник Швец вместе со своими чехами и офицерским отрядом Каппеля сумел в боях выбить красных из Казани. И что тысячи чешских солдат так же погибли за это Белое дело на пространствах от Пензы до Владивостока, из 40 тысяч принявших участие в той войне на стороне белых бойцов Чехословацкого легиона навсегда в русской земле осталось лежать 8 тысяч – каждый пятый. Почему бы сторонникам Белого дела не отдать должное этим «белым чехам», как советская власть поминала добром своих «красных мадьяр».
Венгерский след в нашей ЧК был очень заметен если не количественно, то качественно точно. И среди других интернационалистов в ЧК встречались люди, осевшие после Гражданской в нашей спецслужбе надолго и сделавшие в ней большую карьеру. Как бывший австриец еврейского происхождения Карл Паукер, прошедший путь от рядового улана австро-венгерской армии и пленного в России до начальника оперативного отдела всего НКВД и начальника личной охраны Сталина к 1937 году, лично брившего главу Советского государства, когда этот неслыханный взлет для бывшего львовского парикмахера окончился расстрелом в подвале родной Лубянки. Его соотечественник и тоже бывший пленный австриец в ЧК Морис Мендельбаум известен как один из самых жестоких организаторов «красного террора» в Поволжье и на севере России, лично возглавлявший рейды чекистского карательного отряда по селам.
Вообще же австрийских граждан в рядах ЧК, как и венгров, было достаточно, в том числе и на командных должностях. В руководстве Тюменской ЧК был бывший австрийский пленный Куделко (хотя, по некоторым сведениям, он был по происхождению словаком), а главой уездной ЧК Сургута был австриец Валенто. Воронежской губернской ЧК командовал немец из Швейцарии – Отто Хинценбергс, затем руководивший ЧК на Южном фронте. Чекист из чехов Кужело занимал высокий пост в Ферганской ЧК – даже до таких окраин бывшей Российской империи добрались занесенные сюда революционной бурей «интернационалисты». Был среди первых чекистов и швед Вольдемар Ульмер, позднее в ГПУ – НКВД сделавший большую карьеру, к его аресту в 1939 году в волне ежовцев он уже был личным секретарем заместителя наркома НКВД Фриновского. Швед-чекист Ульмер отправлен тогда в Красноярские лагеря, где и умер к победному 1945 году. Самым экзотичным сотрудником ЧК из иностранцев является упоминаемый в материалах деникинской следственной комиссии «негр Джонсон» из Одесской ЧК, деникинские офицеры еще не знали политкорректного термина «афроамериканец», хотя отличившийся своим зверством здоровенный негр-чекист Джонсон, скорее всего, был ранее британским подданным.
Не все чекисты-интернационалисты сразу из пленных пошли к красным и в ЧК, путь некоторых в советские спецслужбы был более тернист и лежал через службу у белых или перевербовку ЧК из заграничных разведчиков. Самой показательной из таковых стала чекистская карьера Чиллека (Роллера) и его супруги. Бывший фельдфебель австро-венгерской армии Леопольд Чиллек, родом из силезских поляков, в русском плену с 1916 года идеями большевизма не был очарован, а потому пошел в белую армию Колчака в Сибири, где воевал в составе особой польской бригады колчаковцев, зимой 1920 года при разгроме Колчака попав в плен к красным. Чиллек сбежал из лагеря пленных и пытался пешком из Сибири добраться до родной Польши, но вновь арестован ЧК в Смоленске. Тут в его судьбе удивительный поворот: он записывается в ЧК и служит там уже под именем Карла Роллера. В дальнейшем Роллер работал в контрразведке КРО ГПУ именно по противодействию польским шпионам, он женился на захваченной ЧК и перевербованной сотруднице польской Дефензивы Марыле Недзвяловской, тоже ставшей кадровой сотрудницей ГПУ (под фамилией Навроцкая). Долгая чекистская карьера Роллера и его супруги с наградами и орденами оборвалась только в 1937 году их арестом и расстрелом по делу мифической «польской организации» внутри советской госбезопасности.
Среди этих чекистов-интернационалистов попадались очень колоритные фигуры. Как, например, чекист и поэт Делафар, француз по национальности и потомок старого дворянского рода Франции, почти однофамилец литературного Атоса из «Четырех мушкетеров» Александра Дюма, друг звезды немого кино Веры Холодной и вообще очень колоритная личность в ЧК тех лет, пришедший в стан большевиков из рядов анархистов. Потомок бежавших в Россию от Французской революции маркизов Делафаров в годы Гражданской грезил мировой революцией, обожествлял Робеспьера с его якобинским террором, а потому надел чекистскую кожанку, не потеряв аристократического внешнего лоска и не прекратив писать стихи, которые читал даже лично Дзержинскому. В 1919 году заброшенный в тыл соотечественникам, оккупировавшим Одессу французам, маркиз-чекист был раненным захвачен их контрразведкой и расстрелян, и в момент казни он продолжал славить грядущую мировую революцию. Сам Дзержинский всегда тепло вспоминал Делафара, личность действительно была яркая, прямо для романов в духе Дюма с поправкой на реалии нашей Гражданской войны.
Кстати, не всех этих чекистов-интернационалистов историки ВЧК в советскую пору предпочитали вспоминать поименно. Например, немецкого интернационалиста в ЧК времен нашей Гражданской войны Роланда Фрейслера, который после возвращения на родину стал ярым национал-социалистом и в гитлеровском рейхе сделал большую карьеру, став верховным судьей нацистской Германии. То, что романтичного поэта Делафара и мрачного судью-инквизитора Фрейслера роднит служба в первой советской спецслужбе ЧК, – еще одна гримаса истории.
