В НКВД же тогда раздули дело об антисоветской организации в Ленинграде, исполнителем воли которой стал Николаев. В итоге были арестованы и расстреляны многие ленинградцы, включая самого Николаева и его жену. Сталин, как известно, высказал тогда большое неудовольствие работой управления НКВД по Ленинграду, отдав под суд его главу и представителя старой чекистской гвардии Филиппа Медведя, большевика с 1907 года, личного друга Дзержинского и члена коллегии ВЧК еще с 1919 года. Начальник ленинградских чекистов был осужден к тюремному заключению поначалу за халатность, но с началом больших репрессий по новому процессу в 1937 году расстрелян уже как участник крупного антисоветского заговора и соучастник убийства Кирова.
Поскольку советской власти и НКВД с самого начала была неудобна правда о том, что в Кирова выстрелил член партии большевиков с большим стажем и сам в прошлом партийный работник Николаев, в 1934 году даже умышленно по Советскому Союзу органами госбезопасности распространялся слух, что убийца был белогвардейцем и специально прислан монархистами из-за границы. Хотя сам Николаев – типовой продукт советского общества тех лет из самых рабочих низов. Это явно загнанный неудачами и озлобленный на власть правдолюбец, зациклившийся на собственной неудачной судьбе и засилье бюрократов в партийном аппарате, до убийства Кирова забрасывавший письмами на эту тему все возможные инстанции, вплоть до секретариата самого Сталина. Он и себя на допросах регулярно сравнивает с народовольцем Желябовым, а свой выстрел в Кирова объясняет местью бюрократам за страдания свои и народа. Тем не менее из Николаева сделали участника тайной группы оппозиционеров, присоединив к нему на следствии, кроме родственников, еще с десяток известных в Ленинграде оппозиционеров из «зиновьевцев» и «троцкистов», которых тоже по этому делу расстреляли, хотя многие из них отрицали даже факт знакомства с Николаевым.
То, что именно убийство Кирова было использовано вскоре властью Сталина и НКВД как главный предлог для начала Большого террора, не вызывает сомнений. Именно поэтому возникла устойчивая версия в истории: само убийство также устроено спецслужбой, руками которой Сталин одновременно убирал сильного конкурента и развязывал себе руки поводом к большой чистке в стране. Впервые официальную версию в этом смысле высказала сама верховная власть Советского Союза устами разоблачавшего сталинские злодеяния Никиты Хрущева в конце 50-х годов. Тогда это дело было прямо названо тайной операцией НКВД и провокацией, на свет были извлечены многие подозрительные подробности этого убийства в Смольном. Это и слишком поверхностное следствие (а Николаева расстреляли уже 29 декабря 1934 года, меньше чем через месяц после теракта), и разночтения в показаниях убийцы Николаева, и добытые Николаевым патроны к его револьверу в спортобществе «Динамо», курируемом НКВД. И арест Николаева еще в октябре 1934 года у дома Кирова с револьвером, когда его почему-то быстро выпустили из ленинградского НКВД, поскольку он сошел за одного из множества ходатаев, только пришедшего просить с оружием в кармане. А также действительно очень подозрительная гибель личного охранника Кирова и сотрудника НКВД Борисова, якобы выпавшего из грузовика по дороге на допрос уже на следующую ночь после гибели охраняемой им персоны. Борисова, похоже, действительно ликвидировали с какой-то целью спецслужбы, разбить себе насмерть голову при падении из кузова на скорости 30 километров в час крайне сложно, врачи тогда подозревали удар ломом в затылок. Тогда власть Хрущева откровенно заклеймила на этих основаниях собственные спецслужбы 30-х годов, но и это некоторым показалось конъюнктурным ходом для лишнего удара по развенчанному Сталину.
При этом хрущевской пропагандой была запущена версия о том, что Киров был демократичным лидером партии, любимцем рядовых коммунистов, верным ленинцем, в отличие от Сталина, за что и был убит как угроза власти тирана над партией – эта версия мало чем подтверждена в истории. Волны интереса к этому делу и все новых версий, включая уже довольно фантастические, периодически и сегодня накатывают на страницы прессы и экраны телевидения.
На деле же похоже, что убивать для получения предлога к запланированным большим репрессиям именно Кирова резонов у Сталина не было никаких. Киров, напротив, был его главным помощником тогда в борьбе с остатками внутрипартийной оппозиции. Когда перед партийным съездом в 1934 году группа «старых большевиков» тайно встретилась с Кировым на квартире Орджоникидзе и вентилировала с ним вопрос замены именно Кировым Сталина на посту генерального секретаря партии, Киров не просто категорически отказался, но и затем известил об этой интриге Сталина, что уже после его смерти будет стоить в репрессии жизни главным инициаторам такого плана: Пятницкому, Шеболдаеву, Эйхе и другим «старым большевикам».
На мой взгляд, даже если специально организованного органами госбезопасности по сталинской воле убийства Кирова и не было (или это уже невозможно доказать), то сам бесспорный факт использования этого теракта для оправдания скорого Большого террора уже клеймит сталинские спецслужбы ничуть не хуже. И создание вскоре очередной антисоветской организации, расстрел за компанию с Николаевым притянутых сюда невиновных людей, а позднее и обвинения очередных «деятелей троцкистско-зиновьевской своры» в том же – ничуть не меньшее преступление для НКВД, чем стала бы умышленная ликвидация Кирова им с теми же последствиями.
А вот в том факте, что выстрел в Смольном стал прологом к большим процессам репрессий 1937–1939 годов, практически никто не сомневается, и это главный момент в истории с убийством Кирова и причастностью к нему спецслужбы Советского Союза. Этот выстрел в Смольном стал для будущей большой стрельбы по «врагам народа» по всей стране тем же сигналом, как залп «Авроры» в свое время для Октябрьской революции. И то, что между убийством Кирова и началом Большого террора прошло еще несколько лет, обусловлено только последней и тщательной подготовкой к началу этой страшной кампании, включая подготовку к ней карательной машины НКВД. В недавно прошедшем по российскому телевидению документальном фильме об убийстве Кирова его автор журналист Николай Сванидзе, также не нашедший следа сталинских спецслужб в самом убийстве, но расценивающий его как пролог к будущим репрессиям, высказал и такой довод: Сталин убийством Кирова и шумом вокруг него был здорово напуган и, лишь отойдя от этого страха к 1936 году, дал старт Большому террору, поскольку, по Сванидзе, «к этому времени выяснилось, что советская власть, кроме репрессий, ничего не умеет».
Это тоже вполне резонное объяснение маленького затишья от выстрела одиночки Николаева до начала жуткой канонады. Ведь прибывший на следующий после смерти Кирова день в Ленинград Сталин действительно выглядел перепуганным. Его даже в Смольном, в этом сердце революции и средоточии большевистской власти во второй столице страны, со всех сторон окружала охрана из сотрудников НКВД под личным началом наркома Ягоды, Паукера (начальника сталинской личной охраны) и главы ленинградских чекистов Медведя. Этот истеричный настрой Сталина стал поводом для легенды о том, что Иосиф Виссарионович в гневе прямо на вокзале при выходе из поезда ударил Медведя по лицу. Эта легенда ничем не подтверждена, да и к 1934 году еще не та была атмосфера в стране и в партии, Сталин еще только в качестве шутки говорил: «Сейчас в морду дам», но колотить кулаками ветеранов первой ВЧК типа Медведя он еще не рискнул бы.
