— Да-а, — протянул Алеша, жмурясь от приятного
воспоминания, — пока все маковки золотые с Ильей на троих не пропили, из
кабака не вылазили. Потом явились втроем к Владимиру да и говорим: «Прими,
князь, Илью в дружину, мы ему даем свою богатырскую рекомендацию. А не примешь,
мы с ним вместе по Киеву пойдем да камешка на камешке не оставим». Ну куда ему
деваться было? Принял?
— А Алена-то как? — поинтересовался Иван,
несколько обескураженный услышанным.
— А что Алена? — горестно тряхнул головой
Илья, — похоронила она голову отцову как положено, да так за Гапоном
сосватанная и осталась. Говорят и свадьба скоро. Поймал я ее как-то в княжеских
сенях, зажал в угол, а она кричит: «Отстань, видеть тебя, лиходея, не желаю! То
ли дело Гапон — мужчина интеллигентный, грамотный...» Отпустил я ее с
богом, пусть живет. А все Владимир, пес, приказал бы ей, пошла б за меня.
— Ох, как прав ты! — воскликнул Алеша в
сердцах, — пес поганый наш князь! Гапону-то в рот заглядывает, а нам,
богатырям, уж третий месяц жалования не повышает!
— Не ему, собаке, мы служим, — внезапно зарыдав,
поддержал друзей Добрыня, — а земле русской! — сказал и принялся
ладонью размазывать по лицу слезы и сопли.
Иван беспокойно огляделся. Хоть опыт его жизненный и невелик
был, а все же чувствовал он, что речи подобные добром не кончатся. Нужно было
как-то сменить тему. И он заговорил про то, чем сейчас его головушка более
всего занята была:
— Ну, Илья, твоя история — нетипичная. Не
обязательно же так бывает! Вот у меня возлюбленная, она и лицом красна, и умом
ясна. И никогда она мне поперечь не пойдет. — Тут хмель да желание
покрасоваться пересилили Иванову правдивость, и хвастовство его перешло в
откровенное вранье: — Да я ей только шепну: «В койку, Маша», она уж там,
одно слово — искусница!
Богатыри довольно заржали, а Боян, ткнув Ивана в бок,
зашипел ему в ухо:
— Ты че, дурак, обалдел? Здесь ведь муж ее —
Черномор.
— Где?! — испугался Иван.
— Да прямо за тобой сидит.
Не удержавшись, Иван обернулся. Но место на скамье за
соседним столом пустовало.
— Нету там никого, — сказал он с облегчением.
Глянул и Боян.
— Только что тут был, а теперь и след простыл. Ну, жди
Иван неприятностей...
Но не придал Иван словам этим особого значения, так как
Добрыня и Алеша принялись тем временем рассказывать и свои увлекательные
истории. Подумал только: небось Черномор давным-давно из кабака ушел. Подумал и
успокоился.
А зря. Потому что на самом-то деле все слышал Черномор и
теперь, сжигаемый ревностью, мчался он в палаты княжеские, лелея в душе
нехитрый план мести.
Бежал Черномор дорогой не окольною, а прямиком через
джунгли, пугая обезьян и попугаев. Вот и палаты.
Князя он застал в тронном зале за игрой в домино с Гапоном.
Видно Владимиру в игре не везло, так как сидел он в одних кальсонах да в
короне, а его сапоги, мантия и прочие одежды кучкой лежали возле Гапона.
— Не вели казнить, вели слово молвить! — вскричал
Черномор, кланяясь.
— Ни минуты спокойной! — возмутился князь, не
отрывая взгляда от стола. — Поиграть не дадут! Может все ж таки повелеть
казнить, а не слово молвить, а? — но тут же, выговорившись,
смягчился: — Ладно, давай, выкладывай. — И обернулся к Черномору.
Гапон, пользуясь тем, что Владимир не смотрит, принялся
подменивать костяшки.
— Три твоих богатыря да дурак с ними сидят сейчас в
кабаке да тебя, Красно Солнышко, хают принародно.
— Вот же мерзавцы! — возмутился князь. — И
как они меня хают?
— «Не собаке князю мы служим, — говорят, — а
служим земле русской».
— Про землю русскую — это хорошо, — заметил
справедливый князь. — А вот про собаку — не хорошо. —
Гапон, — повернулся он к попу, и тот мигом отдернул руки от фишек, —
чего делать-то с безобразниками будем? Воспитывать?
— Поздно, — заявил Гапон злобно, —
воспитывать надо было, когда они на лавку поперек ложились. Теперича только
одно поможет: головы поотрубать.
— И то верно, — согласился князь, — мудрый ты
у меня, — он ласково потрепал Гапона по щеке, — они мне и самому как
бельмо на глазу. Только водку жрут да похваляются, а толку никакого. Но как их
взять-то, ежели они втроем по силе всей моей дружины стоят. Только угроблю ее
бестолку.
— Ну, это просто, — ухмыльнулся Гапон, — они
как напьются, куда идут?
— Ко мне, — ответил князь, — явятся, на ногах
чуть стоят, «хотим, — говорят, — подвиг совершить, прикажи, князь,
чего-нибудь!»
— Ну вот, давай подождем. Как явятся, тут мы их
тепленькими и покоцаем с дураком ихним вместе.
— Точно! — обрадовался князь, — а пока
сыграем?
— Сыграем, сыграем, — закивал Гапон, — больно
мне кальсоны твои глянутся. И корона.
— На корону не зарься, она казенная!
Черномор нерешительно кашлянул. Князь и Гапон повернулись к
нему.
— Чего тебе еще? — спросил Владимир, —
ступай.
— А может головы-то рубить не надо, а? — спросил
Черномор слегка напуганный результатами своего навета. — Да и богатыри-то
тут ни при чем, главное — Иван...
— Ступай, ступай, — повторил князь, — сами
разберемся. — И вновь повернулся к домино. — Елки палки! Все что ли
уже?!
— Все, — скромно подтвердил Гапон. Разоблачайся,
княже.
Понурившись, дядька Черномор медленно двинулся прочь. В
сенях, зажав под мышкой княжеские кальсоны, его догнал Гапон.
— Эй, Черномор, дело есть!
— Какие у нас с тобой дела могут быть, собака
поповская?
— Ну, кто собака, это мы с тобой потом обсудим. Ты вот
о чем подумай. Трех богатырей сейчас казнят, так?
— Так, — тяжело вздохнув, признал Черномор.
— А без них дружина княжеская — тьфу, верно?
— Верно.
— Теперь представь, что как раз в этот момент на Киев
печенеги нападут.
— И представить-то боязно.
— А ты не страшись. Ежели ты со своими тридцатью тремя
богатырями за печенегов выступишь, быть тебе у ханского наместника воеводою!
— Да ты что?! — взъярился Черномор, — да я
тебя сейчас!..
— Только тронь, — пригрозил Гапон, — в миг
голова с плеч слетит.
— А я сейчас Владимиру про твои речи расскажу.
— Поверит он тебе! Мне он поверит, а не тебе!
— И то правда, — снова вздохнув, согласился
Черномор, — что же делать-то?
— А ты иди домой да подумай хорошенько, —
посоветовал Гапон, — ванну прими, тебе в воде лучше думается, так ведь?
