— Ты чего, дочка?
— Люб он мне! — не прекращая реветь сказала
Несмеяна. — Все женихи — придурки какие-то, клоуны, шуты гороховые. А
он — серьезны-ы-ы-ый! Богаты-ы-рь!
— Липовый, — не терял духа Владимир.
— Какая разница, — огрызнулась Несмеяна. —
Про то никто не ведал!
— Так чего ж шум подняла? — не выдержал Владимир.
— Дура, — самокритично призналась Несмеяна. —
Все равно никому меня не развеселить. Соврала бы, мол, заставил он меня
посмеяться маленько, стала б женой богатырской. Внука бы тебе родила,
наследничка!
Владимир потер лоб. Последний довод, похоже, попал в больное
место.
— Значит так, дочурка. На Емеле свет клином не сошелся.
Есть и другие на Руси богатыри. Кто нам первым на глаза попадется, того и
окрутим.
Несмеяна, похоже, ждала не этого. Но возразить не успела. В
дверь заглянул стражник и виновато произнес:
— Аудиенции просят, пресветлый княже!
— Занят я! — гаркнул Владимир.
— Убедительно просят, — не унимался стражник,
потирая шишку на лбу. — Не кто-нибудь, а добрый-молодец Иван-дурак. С
булавой. Может, пустим?
— Ох и распустились вы... — начал Владимир и вдруг
оживился: — Добрый молодец, говоришь? — он заговорщицки глянул на
Несмеяну. — Отлично. Даже лучше, чем богатырь, а то они больно наглые да
своенравные. Пускай!
Стражник исчез, а в палаты вбежал Иван-дурак. Со сладостным
для княжеского уха криком — «Не вели казнить, вели миловать!» — он
бухнулся на колени. Пол в комнате захрустел.
— А, ты значит и есть Иван-дурак, — приглядевшись,
разочарованно сказал князь. — Казнить не буду, но и награду отложим.
Верно, Несмеянушка?
Та согласно кивнула.
— Не за себя прошу, за друзей моих, — вставая
сказал Иван. — Не виноваты они, княже!
— Это кто ж не виноват? Илюшка, Алешка да Никитич
Добрынька? Ну ты загнул! Несмеянушка, ты только послушай: над ним самим
подозрение висит, а он за изменщиков просит!
Владимир поправил корону, прошелся взад-вперед, заложив руки
за спину, и задумчиво произнес:
— Мы не французишки галантные, не британцы учтивые. У
нас, у русичей, свой исторический путь. Мы пойдем другим путем!
Иван почесал затылок и виновато сказал:
— Не пойму я слов твоих мудреных, княже. Дурак. Так как
насчет друзей моих?
— Чем докажешь, что не ругали они меня?
Иван задумался. Процесс протекал туго, с заминками. Наконец
он произнес:
— Пресветлый князь, дело было так...
...Три богатыря да Иван-дурак сидели в трактире и пили
ядреный русский квас. Илья Муромец рассказывал о своей любви к Алене.
— Как мне жить без нее, не ведаю! — воскликнул он
в заключение. — А все ж верю: Владимир ей прикажет, и пойдет она за меня!
— Ох как прав ты, — воскликнул Алеша с
восторгом, — справедлив наш князь! Третий месяц нам жалование не повышает,
а все равно люб нам Красно Солнышко! — Сказал и квасу выпил.
— Потому не повышает, что абы как мы ему служим, —
разрыдавшись поддержал друзей Добрыня. — А надо б получше! Как земле
русской!
...Владимир ошалело смотрел на дурака. Потом спросил:
— И ты надеешься, что я поверю в сей бред?
— Надеюсь, — признался Иван. — Черномор на
ухо туг, недослышал, сам додумал и наябедничал.
— Слово дурака против слова Черномора, —
усмехнулся князь. — Кому поверю, как сам разумеешь?
— Черномору, разумею, — обреченно вздохнул дурак.
— Так-то, — сказал Владимир назидательно. — А
чего припозднился с оправданиями-то? После кваса отходил?
— На сходке ВБО я был.
— Не матерись при дамах! — сурово оборвал его
князь. — Где был, что делал? Объясняй!
— Былины слушал, медовуху кушал, — начал
перепуганный Иван. — Сидели бояны, не трезвы не пьяны, друг другу
улыбались, в любви признавались. Самый главный был боян...
Со страху и под влиянием воспоминаний дурак заговорил
стихами. Князь и Несмеяна обалдело слушали рассказ о боянских спорах, о новых
былинах и о появлении зеленоголового бояна.
— Волосы — как травка, на шее — бородавка,
грамотка подделана, да отлично сделана...
— Рифма слабая, — вставил князь.
— Я же там стоял на страже, думал, вдруг прорвется
враже? Как услышал про наветы, прибежал едва одетый. Вот стою перед тобой и
рискую головой...
— Во! — оживился Владимир. — В конце ты
малость раздухарился. Стоишь и рискуешь, точно. Все остальное — чушь
собачья. Бояны — интеллигенты, медовуху не пьют. Людей с зелеными волосами
не бывает. У китайцев волосы синие, то всем известно, а вот зеленых в природе
нет. Что с тобой делать дурак?
И тут княжеские палаты сотряслись от хохота. Задрожали
стекла, посыпалась штукатурка, испуганно поникла ветками березка в кадке.
Смеялась Несмеяна. Заливисто, радостно, тыча пальцем в Ивана
и хватаясь за грудь. Владимир неумело перекрестился и запричитал:
— Доченька, доченька, что с тобой? Поперхнулась что ли?
Успокойся! Ничего смешного нет! Это просто дурак!
— У... у него... у него на штанах... — Несмеяна
зашлась в хохоте, потом зарделась и скромно закончила: — ширинка
расстегнута. Вот как торопился.
Иван-дурак, заслонясь булавой, торопливо приводил штаны в
порядок. Князь Владимир чесал затылок. Потом задумчиво сказал:
— Интересно, почему тебя такая малость насмешила?
Видать, и вправду замуж пора... Иван, ты понял? Несмеяна — невеста твоя
отныне!
Иван поднял на князя глаза и неуверенно улыбнулся. Потом
перевел взгляд на царевну, и улыбка погасла. С минуту в душе дурака
продолжалась тяжелая борьба. Затем он спросил:
— А полцарства? Можно получить ту половину, где подвалы
с дружками моими?
— Какие полцарства? — засуетился Владимир. —
Комнатку во флигеле выделю, земли надел — пожалуйста! Мы ж ее, фактически,
вместе рассмешили! Значит, и награду делим. Родную дочь в жены брать уже
немодно, так что поделим все культурно. Тебе — царевну, мне —
приданное.
— Тогда не получится, — отрезал Иван. — У
меня уже есть милая.
Владимир обомлел.
— От царской дочки, собака, отказываешься?! Позоришь?!
— Сам собака! — взорвался вдруг Иван. — Правы
были дружки, собака ты, князь!
Ох, зря он это сказал. Но было поздно. Владимир махнул
рукой, и отовсюду повалила стража, прятавшаяся до того под лавками, столами и в
кадках с березками. Дурак попробовал сопротивляться, но силы были не равны.
Вскоре его повязали, и остатки стражи уволокли дурака в подвал. Князь Владимир
утешал вновь плачущую Несмеяну:
