Марья аки волчица голодная на Ивана глянула, сплюнула и
молвила:
— Иван! Негоже джигита единственной красоты лишать!
Иван, мыля хвост, огрызнулся:
— Не единственной. У него еще язык остался. На крайний
случай отрежем.
Всплеснув руками, Марья проворно нащелкала две жмени
семечек, всыпала их Кубатаю в рот, и со слезами на глазах удалилась.
Иван сноровисто покрыл лицо Кубатая пеной, взял бритву
наизготовку и задумался.
— С чего начнем, мудрец? С левого уса, али с правого?
Кубатай хранил гордое молчание.
— С правого, — решил Иван. — С самого
кончика.
И он ловко сбрил кончик Кубатайского уса. Мудрец застонал.
— Не больно? — забеспокоился Иван. — Может
еще намылить?
— Сатрап, — стонал Кубатай, извиваясь. — О,
горе мне! О горе!
— Пока никакого горя, — успокоил его Иван. —
Так, восстанавливаем симметрию...
Он подбрил левый ус. Оглядел результат:
— Знаешь, мудрец, еще лучше стало. Интеллигентней, даже
в чем-то романтичнее. Надо было мне в цирюльники податься...
— Да? Дай зеркальце, гляну!
— Нет! Вначале путь к Кащею выдай! Сразу отпущу.
— Не скажу! Из принципа.
— Тогда я знаешь что сделаю? — издевался Иван над
беззащитным мудрецом. — Рот тебе заткну, а сам стану мудреные вопросы
задавать! Ты же на них и ответить не сможешь!
— Только не это! — крикнул Кубатай. Неизвестно,
чем бы кончилась эта страшная сцена, но тут дверь подпола отворилась и в
помещение ворвался незнакомый Ивану человек. Невысокий, плотненький, суетливый,
с маленькой железной палочкой в руках.
— Кейсеролл! — завопил Кубатай. — Спаси! Я
тебе еще пригожусь!
— Отойди от бояна, добрый молодец! — угрожающе
сказал Кейсеролл. — А то из мумми-бластера пальну!
— Из этой-то пшикалки? — презрительно сказал Иван
и взял булаву поудобнее. — Попробуй!
И в этот миг железная фиговинка в руках Кейсеролла окуталась
белым пламенем и превратилась в дивный меч. Длинный, блестящий, каменьями по
рукояти украшенный, огнем колдовским мерцающий. Кейсеролл, с явным удивлением,
глядел на оказавшееся в его руках оружие.
— Меч-кладенец, — тяжко выдохнул Иван. — Ох!
Тяжела моя участь!
— Отпусти Кубатая, — сообразив выгоды своего
нового вооружения, приказал Кейсеролл.
— Нет! — твердо сказал Иван. — Или костьми
лягу, или узнаю от него путь в царство Кащеево!
— Чего? Куда? Зачем? — засуетился
Кейсеролл. — К Кащею?
— Да, — гордо сказал Иван. — Бой у меня с ним
будет!
— Это меняет дело, — заявил Кейсеролл, сел на
бочку с медовухой, глянул на руку — к ней были привязаны большие песочные
часы, и задумался. Иван ждал. Кубатай, покрываясь мыльной коркой, тоже.
— Смолянин! — крикнул вдруг Кейсеролл. — Иди
сюда!
— Ну чего, на фига я тут нужен, — огрызнулся,
спускаясь в подпол, еще один незнакомец. Тоже чудной. Волосы — оранжевые,
уши — что твои лопухи, между пальцами — перепонки, как у лягушки.
Иван сплюнул через левое плечо. Снова не совсем удачно.
— Дело к тебе есть, — сурово сказал Кейсеролл.
— Какое дело? — возмутился Смолянин. — Я вас
с Кубатаем русскому научил? Научил! Считай, что я оклад отработал. Теперь до
конца месяца ни черта делать не буду.
— Уволю, — кратко пообещал Кейсеролл.
— Ну и увольняй! Не жалко! Специалисты всюду нужны,
пойду в музей работать.
— Экспонатом? — съязвил Кейсеролл.
— Чего делать? — хмуро спросил Смолянин и достал
из под Кубатая свежий кокос.
— Пойдете вместе с этим богатырем к Кащею, —
Кейсеролл указал на Ивана. — Во всем ему способствовать будете.
— Да ни за что! Пусть Кубатай идет!
— Вы в паре лучше работаете, — отмахнулся
Кейсеролл. — И не смейте спорить! Здесь важные интересы, коих вам не
понять!
Он снова глянул на часы и всплеснул руками:
— Опаздываю!
Не прощаясь, он бросился вон из подпола. У дверей
остановился, прислонил меч к косяку и крикнул:
— Иван, меч-кладенец прихвати! Поможет в дороге!
— Благодарствую, — сказал Иван и растерянно
уставился на своих неожиданных попутчиков. Кубатай горько вздыхал. Смолянин
меланхолично грыз кокос.
Глава третья,
в которой поднимаются вопросы
национального самосознания, опускаются ответы на эти вопросы, а доблесть, коей
нет границ, всех примиряет
Иван-дурак влетел в кабак... Ой, что-то не то получается.
Иван вошел в трактир... Во.
Иван вошел в трактир. Богатыри приветствовали его появление
дружным звоном кружек. Судя по мирной обстановке, они только-только перешли с
медовухи на царскую водку, и еще не успели закручиниться.
— Друзья! — воскликнул дурак, присаживаясь. —
У меня есть для вас приятный сюрприз!
— Наливай! — согласился Илья.
— Да нет, не такой, — смутился Иван.
— Все равно наливай!
Когда было налито и выпито, крякнуто и занюхано, Иван-дурак
повторил:
— Друзья, сногсшибательное известие!
— Ну?
— На Кащея идем!
— За такие слова по морде бьют! — прорычал Илья
Муромец. — Ты чего, Иван, совсем одурел?
— Это нужно одной высокопоставленной даме, —
несмело начал Иван. Добрыня хихикнул, потому что сплетни среди богатырей
распространялись весьма быстро:
— Это которой высокопоставленной? Прекрасной да
Премудрой?
Иван зарделся.
— Пусть она сама и идет на Кащея, — заключил Добрыня. —
Нам жизнь дорога.
Илья и Алеша поддержали его одобрительным кряканьем.
— Ну что ж, — грустно сказал Иван-дурак. —
Постарайтесь забыть мое предложение. И не поминайте лихом, если что. Надеюсь,
все у вас в жизни сложится удачно, не побоюсь даже сказать — былинно.
Прощайте.
Утирая слезинку, набухающую на правом веке, Иван побрел к
двери. Богатыри переглянулись. Добрыня вздохнул, и положил на стол правую ногу.
Илья махнул рукой, и положил поверх свою — в могучем кирзовом сапоге.
Алеша жеманно пожал плечами и положил поверх свою изящную ногу в сапоге из
хромовой кожи.
Когда ритуал богатырского совета был выполнен, Добрыня
окликнул Ивана:
— Эй, дурак!
Обернувшись, и обнаружив на столе три богатырских окорока,
из-под которых, шипя, капала разлитая царская водка, Иван сразу все понял, и
просиял.
