Пам-пам-пам-пам, пам-пам-пам,
— забормотал Воха. И вдруг, изменившимся голосом,
заорал:
Будь попрочнее старый таз,
Длиннее был бы мой рассказ!
— Какой таз? — поразился Иван. Смущенный Воха
признался:
— Да нет, это что-то другое. Я это в былину про пиратов
вставлю... Слушайте дальше...
— Дальше? — в один голос изумились богатыри. Но
бояна уже несло:
Встретили в пути бояна, с ним уселись пировать,
Пару песенок послушать, удовольствие поймать.
Но не в кайф пошли былинки, неугоден стал певец,
Был он прочь с позором изгнан. Но и это не конец.
Дальше встретили девицу, ту, что силой, аки слон
Ту, что поп Гапон коварный увести хотел в полон.
Не поверили слезинкам на девических щеках,
Пару прутьев из бамбука обломали впопыхах.
Больно высекли красотку... Сердце, плачь! А горло —
пой!
Больно высекли... Илюша с той поры ушел в запой.
Дальше в лес пришли дремучий, тут Алеша учудил,
Богатырь, а как ребенок, то, чего не надо, пил.
А потом судьба коварно пошутила средь болот...
И лишь трое из шестерки свой закончили поход.
Но на подступах к Кащею приключилось черте-че!
Не рискну я рассказать вам, что случилось с толмачом.
И мудрец сменил обличье, стал пушистым и с хвостом,
Впрочем, песня об Иване, мудрецы здесь не причем.
Наш Иван с Кащеем бился, много сил потратил зря,
И решил, что фрукт любимый подкрепит богатыря...
Зря Иван жевал бананы, не в бананах, видно, суть.
Фрукт сей не залечит раны, не поможет отдохнуть.
Кожура — другое дело, кожура — всему венец.
Шкурку от банана смело примени — врагу конец!
Наступила тишина. Нарушил ее Илья Муромец, привстав с места
и тихо, но грозно сказав:
— Так... Былинки хитроумные сочиняем... Подтексты да
идейки в них вкладываем?
— Какие идейки? — возмутился Воха, быстро закинул
гитару за спину, засунул в карманы парочку авокадо и навьючил торбу. —
Меня всегда ругают, что в былинах идей нет! Я первый раз в жизни идею в былину
запихал!
— И в последний, — задумчиво сказал Илья, извлекая
из ножен меч.
Воха торопливо зашагал от скатерти-самобранки, а
удерживаемый спутниками Муромец орал ему вслед:
— Интеллигенция! Вишь, беды нам пророчишь, молокосос! А
сам сало за пределы Киева вывозишь! Подрываешь экономическую мощь страны!
— Что ты так разъярился? — поинтересовался
удивленный Иван, когда боян скрылся из поля зрения, а Илья немного поутих.
— Суеверный я, — смущенно признался
Муромец. — Не люблю, когда беду накликают... Как там он пел-то? Илюша с
той поры ушел в запой... Ох, боюсь...
— Так ты не пей — и не сбудутся предсказания
черные! — радостно заявил Смолянин. — Делов-то!
— Не пить? — изумился Илья и добавил
неуверенно: — Что ж, может это и выход...
Дальнейший путь протекал в тягостном молчании. Былина Вохина
произвела на друзей впечатление неизгладимое. Алеша время от времени чесал
затылок. Иван хмурился, а Илья повторял: «Я не пью. Я не пью. Я пью, но мало.
Много, но не я.»
Дорога тем временем вела богатырей по местам живописным,
сердцу ласковым. Ох, Русь, Русь! Кто тебя выдумал, раскрасавицу! Дай ответ! Не
даешь ответа... Только тянутся вдоль дорог овсы высокие, березки белокурые да
рощицы светлые, бамбуковые... И вольно дышится на родной стороне, и сердце
покоем наливается, и петь хочется, да нет песни такой, что тебя достойна...
— Богатыри! — раздался вдруг девичий голос. —
Богатыри! Заступнички!
— Начинается, — прошептал Илья, бледнея. —
Девица! Сечь не будем, лучше сразу убьем!
А к друзьям, на лихом коне, меж тем приблизилась
девица-краса, уже знакомая читателю памятливому и ожидаемая читателем догадливым.
— Алена! — ахнул Иван. — Предательница!
— Не виноватая я! — вскрикнула Алена, гарцуя перед
богатырями. — Он сам пришел!
— Кто?
— Гапон! Пришел, и говорит: давай, Алена, продадим
Русь-матушку! Я кочергу схватила, а он, лукавец, тряпку сонным зельем
напитанную мне в рот сунул! Я и не устояла...
— Врешь! — воскликнул Иван-дурак. — Сам
видел, ты с Гнедком вместе на поле брани была, к лошади привязанная!
Алена от возмущения на миг потеряла дар речи.
— Так ведь привязанная! Пленница я была, а...
— Пленница? Не знаю. Может это маскировка хитрая, чтоб
глаза нам отвести?
— Ты дурак? — обреченно спросила Алена.
— Да!
— Так значит, обязан быть смекалистым!
Иван кивнул и неохотно признался:
— Обязан-то обязан, но один раз любой ошибиться должен.
Лучше уж я сейчас ошибусь, чем в схватке с Кащеем. Ребята, кто за то, чтобы
считать Алену предательницей?
Илья и Алеша подняли руки.
— Кто воздержался?
Мудрец с толмачом, переглянувшись, проголосовали.
— Кто против? — Иван со вздохом поднял руку и
изрек: — Принято большинством голосов. — Что ж, я не смею спорить.
Вяжи ее, мужики!
— Ой, дурак! — завопила Алена, вынимая из-под
подола кочергу. — Ну, попробуйте, возьмите!
И завязался лютый бой. Куда тут печенегам да половцам! Земля
дрожала от ударов кочерги и богатырских оплеух. Но вновь смекалка Алеши,
находчивость Ивана, силушка Ильи и реплики Кубатая одержали верх.
Алена была связана, стащена с коня и уложена на дорогу.
Друзья сели рядом и стали грустно считать потери.
Из потерь были в наличии: выбитый у Ильи зуб, слегка
погнутый меч-кладенец и прикушенный мудрецом язык. Хитрый Попович, как всегда,
вышел сухим из воды.
— Что делать с ней будем? — вопросил Илья, грустно
глядя на Алену.
— Юбьем, — кровожадно, но косноязычно предложил
Кубатай. — Язик я изя неее куснул.
— Не беда, заживет, — похлопал мудреца по плечу
Алеша. — Что, Илья, казним Алену?
— Люба она мне, — вздохнул Илья. — Люба...
Алена, пойдешь за меня?
Алена хранила гордое молчание.
— Есть в Киев-граде старый пруд, — задумчиво
произнес Иван. — Каштаны там цветут. Бамбуки там цветут. И тут.
