Отец Ляйбер счел своим долгом проинформировать в общих чертах о происходящем ректора университета в Григориане американца Винсента Дж. Маккормика, члена Общества иезуитов, который был свидетелем того, насколько непростая сложилась ситуация.
Информация о контактах в Ватикане каким–то образом достигла ушей Высшего руководителя Общества иезуитов Владимира Ледочовского. Насчет того, что было потом, воспоминания различных людей разнятся. Мюллер вспоминал, что Ледочовский был настолько взбудоражен и взволнован этими новостями, что высказался за немедленное прекращение контактов, а также за запрещение отцу Ляйберу в них участвовать. Однако папа не позволил столкнуть себя с пути, который он избрал; вместе с тем он дал указание, чтобы встречи Ляйбера с Мюллером проводились не в таком людном месте, как Григориана, а были перенесены в иезуитский приход Сан–Беллармино, расположенный в окрестностях Рима.
Отец Ляйбер отчетливо помнит и то, что встречи были перенесены в другое место, и тревогу Ледочовского, однако не может утверждать, что эти события были как–то связаны между собой
[69]
.
Скорее всего, те проявления волнения и возбуждения руководителя иезуитов, свидетелями которых стали окружающие, произошли позднее, но вызваны они были именно сообщениями о контактах и вызревали с того момента, как Ледочовский впервые о них услышал
[70]
.
Можно назвать и других свидетелей ватиканских контактов. Аббат знаменитого бенедиктинского монастыря в Меттене Корбиниан Гофмейстер в течение многих лет был другом Мюллера и еще до войны часто ездил вместе с ним по церковным делам в соседние с Германией страны, в том числе и в Рим. Через новых друзей Мюллера в абвере Гофмейстер получил статус секретного информатора военной разведки, что значительно облегчило ему выезд за рубеж. О том, что он с самого начала был полностью осведомлен о характере и целях поездок Мюллера в Рим, имеется свидетельство Августина Майера, который в 1966 году сменил его на посту аббата Меттена. В начале осени 1939 года отец Майер был назначен профессором Бенедиктинского университета Сан–Анселмо в Риме. 3 октября он направлялся к месту своего нового назначения в сопровождении аббата Гофмейстера, который ехал вместе с ним до Инсбрука, где у него были какие–то дела. Они остановились в Мюнхене, откуда аббат позвонил Мюллеру домой, и они долго разговаривали; затем Майер и Гофмейстер вновь встретились на вокзале. В поезде более молодой из двух священнослужителей – Майер – был в самом подавленном настроении и совсем пал духом; он понимал, что, пока идет война, он не сможет вновь увидеть свою семью, поскольку если он вернется в Германию, то назад его уже не выпустят. Аббат участливо постарался успокоить его и посоветовал не падать духом: к Рождеству, сказал он, война закончится и Майер сможет вернуться домой – сейчас в Германии готовится крупный военный заговор, в результате которого страна будет избавлена от диктатора и будет заключен мир
[71]
.
Эта важная информация проливает дополнительный свет на сроки контактов, которые имел Мюллер в Риме. Становится очевидным, что к этому времени Мюллер не только уже получил все необходимые инструкции от Остера, но и провел первые встречи в Риме, в результате которых папа дал заверения в своей готовности выступить в качестве посредника, а это усилило надежды оппозиции на то, что удастся успешно организовать и осуществить заговор, сорвав, таким образом, наступление на Западе, которое планировалось на конец осени 1939 года.
И вновь аббат Гофмейстер часто совершал вместе с Мюллером поездки в Рим, где Гофмейстер и Майер часто присутствовали при встречах и долгих беседах Мюллера с Каасом, Ляйбером, Шёнхоффером и другими. Таким образом, Гофмейстер узнал о существовании связи между планами свержения нацистского режима и теми переговорами о мире, которые в какой–то форме осуществлялись через Ватикан
[72]
.
Еще одним человеком, знавшим в общих чертах о контактах с Ватиканом в силу того, что имел тесные отношения с Мюллером, был монсеньор Нехауслер; правда, он никогда не пытался подробно выяснить, по каким делам его друг посещает Вечный город.
А на другом «участке фронта» – в Берлине, на Тирпиц–Уфер, законспирированная оппозиционная группа Остера держала в строжайшем секрете все, что было связано с поездками Мюллера в Рим; другие оппозиционные группы практически ничего об этом не знали, за редким исключением, – в частности, это касалось небольшой, глубоко законспирированной группы Гроскурта в Цоссене, членство в которой было жестко ограниченным, а все члены тщательно проверены. В то же время Бек полностью был в курсе происходящего, ему регулярно сообщали все, что заслуживало внимания. Инструкции для Мюллера, проекты которых составляли Остер и Донаньи, обязательно согласовывались с ним, перед тем как выработать окончательный вариант
[73]
.
Как ранее отмечалось, часть сообщений Мюллера была специально выделена для прочтения Беком; эти материалы, а также свои письменные комментарии по поводу устных сообщений Мюллера Донаньи привозил Беку домой.
Комедия «Плаща и кинжала»: Дело Келлера
Как и при любых видах подпольной деятельности, «шпионские страсти» в духе «рыцарей плаща и кинжала» имели место и здесь. Слишком большое количество людей было чересчур хорошо информировано о происходящем; в результате все это не могло не дойти до ушей Рейнхарда Гейдриха и его присных. Непосредственно о самом Мюллере в этих сферах знали уже давно. Еще в 1936 году Гейдрих высказывал мнение, что Мюллер является глубоко внедренным и тщательно законспирированным агентом Ватикана. И в то время, и позднее шеф СД настаивал на том, что «этот баварец является замаскированным иезуитом» и что Ватикан дал ему специальную «индульгенцию», позволив «для маскировки» обзавестись семьей, чтобы тот мог осуществлять активную деятельность по защите интересов церкви в Германии
[74]
.
